В летописях древних государей Кашмира рассказывается, что вся эта страна некогда была большим озером и что некий пир, т.е. святой старец, по имени Кашеб, рассек гору Барамула (Барамулэ) и выпустил воду из озера. Это Вы можете прочесть в сокращенном изложении этих повествований, которое велел сделать Джахангир и которое я перевел с персидского языка. Я не стал бы отрицать, что вся эта земля в свое время была покрыта водой, то же самое рассказывают о Фессалии и некоторых других странах. Но мне трудно поверить, что гору рассек один человек, ибо гора очень широка и высока. Я скорее поверю, что вследствие какого-нибудь большого землетрясения, которые здесь бывают довольно часто, образовалась подземная пещера, куда погрузилась гора, так же как это было со скважиной в Баб-эль-Мандебе, если верно то, что рассказывают местные арабы. Точно так же низвергались в большие озера другие города и горы. Но как бы то ни было, теперь Кашмир уже не озеро, а очень красивая местность, усеянная множеством небольших холмов и имеющая приблизительно тридцать лье в длину и десять или двенадцать в ширину. Она расположена на самом краю Индостана, на север от Лахора, и зажата в глубине Кавказа[143]
между владениями государей Великого и Малого Тибета и раджи Джамму (Гамона), это ближайшие соседи Кашмира.Первые горы, которые его окружают, т.е. те, которые ближе всего к равнине, сравнительно невысоки и покрыты зелеными лугами и пастбищами, на которых пасется множество всякого скота: коров, овец, коз и лошадей. Здесь водится разная дичь: зайцы, газели и разные другие животные. Здесь также очень много пчел и, — что большая редкость в Индии, — почти нет змей, тигров, медведей и львов, так что можно сказать, что горы эти находятся в состоянии невинности и текут млеком и медом, как обетованная земля.
За этими невысокими горами стоят другие горы, очень высокие, с вершинами, всегда покрытыми снегом. Эти вершины, возвышаясь над облаками и туманом, всегда спокойны и ярко светятся, как Олимп.
С этих гор со всех сторон сбегает бесконечное множество источников и ручейков. Местные жители умеют отводить их на свои рисовые поля, а при помощи земляных плотин поднимать даже на небольшие холмы. Разделившись сначала на тысячу других ручейков и водопадов, разбросанных повсюду, они потом снова сходятся и образуют очень красивую реку, по которой плавают такие же большие суда, как у нас по Сене. Река осторожно обходит все государство, проходит посредине столицы, а по выходе оттуда течет в Барамулу между двумя крутыми скалами и потом, низвергаясь через пороги и вобрав в себя по пути несколько маленьких речек, стекающих с гор, она направляется к Атеке и впадает в Инд.
Все эти ручейки, сбегающие с гор, делают поля и холмы такими красивыми и плодородными, что все государство кажется каким-то огромным зеленым садом, в котором кое-где между деревьями попадаются местечки и деревни, да еще, для разнообразия, небольшие степи, поля, засеянные рисом, зерном и разного рода зеленью, а также коноплей и шафраном. Все это пересекается канавами, наполненными водой, каналами, маленькими озерами и ручейками. Все усеяно нашими европейскими растениями и цветами, покрыто всевозможными нашими деревьями — яблонями, грушами, сливами, абрикосами и орешником. Все эти деревья увешаны собственными плодами и обвиты диким виноградом. Огороды частных лиц заполнены дынями, арбузами, свеклой, хреном и большей частью огородных растений, которые водятся у нас, а также кое-какими из тех, которых у нас нет.
Правда, здесь нет такого количества разных сортов фруктов, как у нас, и фрукты здесь не так хороши, как наши. Но я полагаю, что это не зависит от почвы. Если бы у них были такие же хорошие садовники, как у нас, если бы они умели ухаживать за деревьями, выбирать для них место, если бы они выписывали для них черенки из других стран, то они получали бы фрукты не хуже наших, потому что среди разных сортов, которые я иногда для забавы заставлял приносить себе, я несколько раз находил очень хорошие.