История рабства в античном мире. Греция. Рим

Но в скором времени самые высокие цены Плавта были превзойдены. Желали иметь не только красивых рабов, желали иметь рабов, происходивших от народа, известного своей приветливостью и веселым нравом, – из Греции и Александрии. Правда, с тех пор как эти страны были превращены в провинции, стало труднее получать рабов оттуда, но жажда роскоши, более сильная, чем все направленные против нее законы, овладела всей знатью. Ее причудливые фантазии, ставшие более требовательными и многочисленными, подняли, само собой разумеется, цены на подобного рода рабов. Уже Катон негодовал на то, что за красивого слугу платили дороже, чем за участок земли. Марциал упоминает о целых наследствах, истраченных на покупку женщин и подростков, за которых платили по 100 тысяч сестерций. Плиний приводит очень характерный пример такой продажи, называя имена продавца и покупателя.

Римлян толкала на эту расточительность не только погоня за чувственными удовольствиями, но и умственные запросы, интерес к литературе и искусству: это были благородные плоды цивилизации, свободно созревавшие под солнцем Эллады, но в Риме пока еще требовалось постоянное руководство иностранцев для занятия ими. Впрочем, знатные лица иногда считали ниже своего достоинства заниматься этими искусствами лично, полагая, что имеют полное право заставить их служить себе за деньги. Торговцы всячески старались удовлетворить эти потребности: с этой целью они поручали воспитывать для себя литераторов и художников. В числе их было много и никуда негодных певцов и грамматиков, такой «шушеры», как певец, проданный вместе с Эзопом за тысячу оболов, и тот грамматик, за которого заплатили 3 тысячи оболов, или пять мин. Но не всегда можно было найти таких рабов, каких хотели, а обучение их стоило очень дорого. Это подтверждается примером Сабина, о котором нам только что рассказывал Сенека и который, чтобы иметь своего раба «Гомера», своего раба «Гесиода» и своего раба «Пиндара», должен был заплатить по 100 тысяч сестерций за каждого. Еще дороже платили за то, чтобы владеть рабом, получившим уже известность. Квинт Лутаций Катул купил Дафниса за 700 или 800 тысяч сестерций – доказательство уважения и богатства. Оноставил за собой только право патроната и право передать ему свое имя – Лутаций Дафнис.

Итак, в этой сфере мы не можем установить никаких предельных норм, а следовательно, и средних данных. Однако же в других случаях встречаются оценки более умеренные, и потому они могут казаться более обычными; но они тем более опасны; поэтому именно здесь критика должна принять во внимание все обстоятельства, чтобы не заблудиться в лабиринте ложной индукции. Так, оценивая раба-рыбака в 6 тысяч сестерций, ссылаются на Ювенала: это стоимость рыбы палтуса (тюрбо), которую автор сделал столь прославленной. Правда, он прибавляет: «…Может быть, было б дешевле купить рыбака самого, чем эту самую рыбу». Но, в самом деле, можно ли считать эту оценку в 6 тысяч сестерций общей для всех рыбаков? Конечно, нет, так же как нельзя приписывать Плинию подобную же оценку прежнего рабаоруженосца лишь потому, что он утверждает, что в его время соловьи стоят дороже, прибавляя при этом, что за одного из них было заплачено 6 тысяч сестерций. Эти тексты сами по себе не имеют такого значения. И во всех этих случаях следует остерегаться делать слишком поспешные заключения от частного к общему. Кому придет в голову определять обычную цену гладиаторов на основании свидетельства Светония, что однажды за Сатурнином оставили 30 гладиаторов за 9 миллионов сестерций? Так как добрый претор заснул во время продажи рабов, то Калигула ради забавы принимал покачивание его головы за изъявление согласия на надбавку. Оценивая хорошего раба-виноградаря в 8 тысяч сестерций, ссылаются на более серьезное свидетельство Колумеллы. Он начинает с утверждения, что, как правило, виноградарей выбирают среди самых дешевых рабов, но что он, напротив, относит их к самым ценным; что он не считает цену слишком высокой, если он заплатит за хорошего виноградаря 8 тысяч сестерций, – столько же, сколько за 7 югеров виноградника. Это, если можно так выразиться, скорее цена произвольная, чем настоящая оценка; она не дает никаких указаний для нужных вычислений.