История рабства в античном мире. Греция. Рим

Следует ли порицать эти послабления и можно ли разделять негодование римлян несколько более ранней эпохи против этих новых граждан, которые, выйдя из рабского сословия, стали в свою очередь теперь возвышаться над ними? Конечно, нет! Эти законодательные мероприятия в пользу вольноотпущенников были внушены разумной политикой. Мы еще более приветствуем дальнейшее их развитие в юриспруденции под влиянием более возвышенной идеи. Что касается второго пункта, то можно ли опровергать разумную речь, в которой Клавдий, ссылаясь на вождя своего племени, на старого Клавза, пришедшего из Сабинской области и занявшего одно из первых мест в государстве, изображает республику, принимающую в свои недра наиболее выдающихся лиц из покоренных областей, и противопоставляет узкому националистическому духу Греции, подавлявшей и отталкивавшей побежденных, широкую либеральную политику основателя Рима, которая из врага делала гражданина, увеличивала общину, омоложала и укрепляла государство этими новыми элементами, вливавшимися в массы. Но было совершенно необходимо, чтобы эти столь определенно выраженные принципы по случаю допущения галлов в сенат были применены к отпущенникам, чтобы их сотрудничество носило правильный характер, а их возвышение было законно. В силу какого права достигали они обычно свободы и почестей?

4

Многие, без сомнения, возвысились благодаря своей профессии и поневоле продолжали заниматься ею и далее; их мы встречаем среди тех элементов, на которые хотела опереться власть при своей попытке реорганизовать рабочие классы: торговцев, продающих подержанные вещи, ремесленников, деловых людей. Один вольноотпущенник – переписчик, своего рода уличный писец, хвастается в своей надгробной надписи тем, что в течение 14 лет писал духовные завещания без всякой помощи со стороны юриста. Значительно большее число получивших свободу благодаря труду стремилось в дальнейшем освободиться от него: труд благодаря доступности его также и рабам считался своего рода* бесчестием, и можно было без особенного ущерба своему достоинству вступить на путь менее честный, но позволяющий жить в большем довольстве. Те же, которые возвысились именно этим путем, были еще менее склонны променять его на другие. Рабы были не только орудием труда, но и орудием разврата, объектом для разгула; история всех времен ясно показывает нам, за счет какой из этих двух подневольных групп, главным образом, увеличивался класс свободных. Лу-ций, превращенный в осла, долго трудился в пекарне, в садоводстве, на мельнице, не видя конца своей работе. Лишь когда он занял более видное место в штате домашней прислуги и доказал свою развращенность и порочность, на него посыпались всевозможные милости; тогда только он снова мог принять человеческий образ. Таким именно путем рабы легче всего могли войти в гражданскую жизнь и получить свободу.

Что приносили они с собой в эту жизнь? Это мы уже видели в Греции: привычку к безделью, презрение к труду, любовь к роскоши, все те низкие профессии, которые мимоходом бросали свой отблеск и на их бедность; они были интриганами, лжесвидетелями, пособниками в разврате и по меньшей мере паразитами. Эта личность, которую Плавт и Теренций заимствовали у греческого театра, раньше других перешла в Рим вместе с нравами этой страны; но она стала особенно часто встречаться в конце республиканского периода и в эпоху Империи, и разве весь римский народ со времени введения хлебных законов не обратился в паразитов, питавшихся за счет казны? Эти привычки значительно раньше вошли в нравы отпущенников, которые приходили за получением своих пайков во время частных раздач, производимых патроном. И если многие из них с успехом пользовались искусством греков жить за счет своего прежнего господина, то некоторые, делая дальнейший шаг вперед, довели его до искусства, более характерного для римлян и состоящего в том, чтобы после смерти патрона обеспечить за собой все его состояние, часть которого они промотали еще при его жизни, – до пресловутого искусства погони за наследствами.