История Рима. Том 1

В самом древнем из римских писателей словно таился зародыш всего позднейшего развития. Грек Андроник (до 482, до и после 547 г.) [272, 207 гг.], впоследствии называвшийся в качестве римского гражданина Луцием²⁵¹

Ливием Андроником, попал в 482 г. [272 г.] с ранней молодости вместе с другими тарентинскими пленниками в Рим в собственность победителя при Сене Марка Ливия Салинатора (консула 535, 547 гг.) [219, 207 гг.]. Его невольничье ремесло заключалось частью в игре на сцене и переписывании текстов, частью в том, что он преподавал языки латинский и греческий детям своего господина и детям других зажиточных людей как на дому, так и вне дома; в этих занятиях он так отличился, что его господин отпустил его на волю, и должностные лица, нередко пользовавшиеся его услугами (например, в 547 г. [207 г.] ему было поручено составить благодарственную песнь после счастливого окончания войны с Ганнибалом), даже отвели из уважения к нему в храме Минервы на Авентине особое место поэтам и актерам для их богослужения. Его литературная деятельность была продуктом его двойного ремесла. В качестве школьного учителя он перевел Одиссею на латинский язык, для того чтобы латинский текст поэмы мог служить основой для его преподавания греческого языка, и этот древнейший римский учебник оставался потом пособием для преподавания в течение многих столетий. В качестве актера он не только сам сочинял для себя тексты подобно всем другим актерам, но также и опубликовывал их, т. е. прочитывал их публично и распространял их в копиях. Но еще важнее было то, что он заменил греческой драмой старинные и по существу лирические театральные стихотворения. В 514 г., [240 г.] т. е. через год после окончания первой пунической войны, на римской сцене было в первый раз дано драматическое представление. Это создание эпоса, трагедии и комедии на римском языке и таким человеком, который был более римлянином, чем греком, было историческим событием, но о художественном достоинстве этих произведений не может быть и речи. В них нет ни малейшей претензии на оригинальность, а если рассматривать их как переводы, то их грубость бросается в глаза с тем большей силой, что эта поэзия не выражает наивным образом своего собственного простодушия, а педантически лепечет, повторяя то, что было создано высокой художественной культурой соседнего народа. Значительные отступления от оригинала являются следствием не вольности, а грубого подражания; манера изложения то плоская, то высокопарная, язык груб и витиеват

²⁵²

. Нетрудно поверить старинным ценителям художественных произведений, что кроме тех, кто должен был поневоле читать в школе стихотворения Ливия, никто не брал их в руки вторично. Однако эти литературные произведения имели во многих отношениях решающее значение для будущего. Они положили начало римской переводной литературе и дали греческому стихотворному размеру права гражданства в Лациуме.

Но это относится только к драме, что объясняется, очевидно, тем, что на латинском языке гораздо легче подражать ямбам и трохеям трагедии и комедии, чем эпическим дактилям; ливиевская же Одиссея была написана национальным сатурнийским размером.

Однако эта первоначальная ступень литературного развития была скоро перейдена. Эпос и драма Ливия ставились потомством — и, конечно, вполне заслуженно — наряду с лишенными жизни и выражения статуями Дедала и считались скорее предметами любопытства, чем художественными произведениями. Но в следующем поколении на раз уже установленных основах были созданы искусства лирическое, эпическое и драматическое, и даже в историческом отношении для нас очень важно проследить за этим развитием поэзии.