История России. Московско-литовский период, или Собиратели Руси. Начало XIV — конец XV века

Эпоха татарского ига — эпоха очевидного упадка просвещения — ознаменовала себя в истории Русской церкви появлением некоторых ересей, возбудивших немалое волнение. Если в XII веке иерархия придавала важность вопросу о том, можно ли есть мясо в господские праздники по средам и пятницам, то в XIV веке эта иерархия должна была вступить в жаркую борьбу уже с учениями гораздо важнейшими и также выходившими из среды самого духовенства. Учения эти явились в том русском крае, в котором особый политический строй неизбежно должен был способствовать большему свободомыслию, нежели в других частях Руси, то есть в земле Новгородско-Псковской. Выше, при описании деятельности митрополита Петра, мы видели, что на церковном Переяславском соборе (1311) осуждена была ересь какого-то новгородского протопопа, который отрицал монашество и, между прочим, считал земной рай погибшим и который нашел сочувствие себе даже у епископа Тверского Андрея. Впрочем, это сочувствие, вероятно, относилось собственно к его учению о рае, а не к отрицанию монахов. Ибо толки о мысленном и земном рае продолжались и после того и возбуждали споры именно в тверском духовенстве.

По поводу этих споров новгородский архиепископ Василий (спустя лет двадцать пять или тридцать после Переяславского собора) написал послание к тверскому владыке Феодору. В своем послании он хотя не отрицает мысленного (духовного) рая, но также разными ссылками на Священное Писание и отцов церкви старается доказать, что Адамов земной или саженный (насаженный) рай не погиб. Этот рай существует на Востоке, тогда как адские муки приготовлены на Западе. В подтверждение своих слов Василий ссылается на рассказ новгородца Моислава и сына его Якова, которые будто бы однажды во время своего плавания по морю подходили к месту земного рая. Буря принесла два их судна к высокой горе, на которой лазоревой краской и необыкновенной величины написан Деисус; солнца там не было, а свет сиял неописанный, за горой слышалось ликование. Мореходы послали одного товарища ближе посмотреть на чудо; но тот, взобравшись на гору, всплеснул руками, засмеялся и побежал далее. То же сделал и другой. Третьего привязали веревкою за ногу и, когда он хотел убежать, сдернули его назад, но он оказался мертвым.

Это послание ясно показывает нам, как легко народные суеверия и легенды примешивались тогда к учению и преданиям церковным. Ибо Василий был один из замечательнейших новгородских владык, слывший у современников человеком книжным и начитанным и сам много странствовавший на греческом Востоке. Впрочем, в средневековой Европе вообще была довольно распространена легенда о земном рае, сохранявшемся где-то на восточной оконечности Земли.

Ересь о монашестве, поднятая помянутым выше новгородским протопопом, очевидно, не заглохла в Новгородско-Псковском крае. После приведенного послания Василия прошло еще лет тридцать, и вдруг она обнаружилась с новой силой, направленная уже против всего священства и церковной иерархии вообще. Эта новая смута известна в истории под именем ереси стригольников. Первоначально она появилась в Пскове, где ее успеху много способствовали неустройства местной церкви, лишенной непосредственного архиерейского надзора и управления. Известно, что псковичи тщетно домогались отделиться от Новгородской епархии и получить для себя особого епископа. Меж тем отношения псковского духовенства к новгородскому владыке с течением времени приобрели едва ли не главным образом характер финансовый, то есть вращались по преимуществу около судебных и подъездных пошлин, платы за ставление и других владычных поборов с духовенства. При развившемся в Пскове вмешательстве мирян в церковные дела и часто встречавшейся непорядочной жизни самого духовенства, естественно, противуцерковное движение нашло здесь удобную для себя почву.