«Как соколы на журавлиное стадо», так устремилась русская засадная дружина на татар и ударила им в бок и в тыл. Это неожиданное нападение свежего войска сильно смутило врагов, утомленных долгой битвой и потерявших свой воинский строй. Они скоро были совершенно разбиты и рассеяны.
Между тем Димитрий Ольгердович, предусмотрительно помещенный со своим отрядом за большим полком (т. е. в резерве), поспешил закрыть его бок, открывшийся с отступлением левого крыла, и таким образом главная татарская сила, продолжавшая напирать на большой русский полк, не успела его расстроить. Теперь же, когда значительная часть неприятельского войска была рассеяна и засадная дружина подоспела на помощь главной рати, последняя двинулась вперед. Русская стойкость и здесь взяла верх. Татары, горячо нападавшие в начале боя, успели уже утомиться; а поражение их правого крыла и появление свежего русского полка окончательно лишили их бодрости. Главная их рать дрогнула и стала отходить назад. На спуске Красного холма, подкрепленные последними ханскими силами, татары около своих таборов приостановились и вновь вступили в бой. Но не надолго. Русские неудержимо ломили вперед и охватывали врагов со всех сторон. Все татарское полчище обратилось наконец в дикое бегство. Сам Мамай и его ближние мурзы на свежих, быстрых конях поскакали в степь, оставив свой стан со множеством всякого добра в добычу победителям. Русские конные отряды, посланные в погоню за татарами, гнали их и били до самой реки Мечи, следовательно, на расстоянии приблизительно сорока верст; причем захватили множество верблюдов, навьюченных разным имуществом, а также целые стада рогатого и мелкого скота; в этих стадах, как известно, заключалось главное богатство кочевого татарского народа.
«Но где же великий князь? Где первоначальник нашей славы?» — спрашивали друг друга оставшиеся в живых князья и воеводы.
Особенно беспокоился брат и друг Димитрия Владимир Андреевич. Он «стал на костях», то есть на поле битвы, под большим черным знаменем, и велел трубить сбор. Когда воинство сошлось около него, Владимир начал расспрашивать, кто последний видел великого князя. Некоторые говорили, что видели его сильно раненного и что, вероятно, он лежит где-нибудь между трупами; кто-то сообщил, что встретил его крепко оборонявшегося от четырех татар и уходившего от них. Князь Стефан Новосильский рассказывал, как видел Димитрия пешего и от ран его едва идущего с побоища, но не мог помочь ему, потому что сам в это время отбивался от трех татар. Все эти рассказы не объясняли главного: куда же девался великий князь? Тогда Владимир Андреевич во все стороны разослал дружинников искать его и обещал большую награду тому, кто найдет его живым.
Воины рассыпались по Куликову полю и начали прилежно осматривать лежавшие повсюду кучи трупов. Некоторые увидали на убитом великокняжескую приволоку и думали, что нашли Димитрия; но это оказался боярин Бренк; другие за великого князя приняли было Федора Семеновича Белозерского, который был похож на него; третьи нашли павшего коня и несколько слуг Димитрия; но самого его не было видно. Наконец, два костромича, по имени Федор Сабур и Григорий Хлопищев, уклонясь несколько на правую сторону поля, в какой-то дубраве усмотрели великого князя, лежащего под ветвями вновь срубленного дерева; они соскочили с коней, подошли к нему и убедились, что он жив. Хлопищев остался при нем, а Сабуров поскакал с радостной вестью к Владимиру Андреевичу. Все князья и бояре поспешили на указанное место, сошли с коней и поклонились до земли великому князю.
«Брат мой милый, великий княже Димитрий Иванович, слава господу Богу нашему Иисусу Христу и Пречистой Его Матери! Молитвами и помощью угодников Божиих мы победили своих супостатов!»
«Кто глаголет сия?» — проговорил Димитрий, открывая глаза.
«Это я, брат твой Владимир; возвещаю тебе, что Бог явил тебе милость, даровав победу над врагами».