История России. От Горбачева до Путина и Медведева

После смерти Сталина началась постепенная и неустойчивая рационализация и дерадикализация. Ученые делали гораздо больший упор, чем прежде, на процедурные формальности, точность и последовательность. Но надежды ученых не оправдались из-за внезапного подъема либерализма среди лидеров страны. С одной стороны, это была часть общей реакции против напряжения сталинизма, отражающей признание необходимой предсказуемости, так как экономика становилась все более сложной. С другой стороны, новые акценты в судебных процедурах относились к многочисленным интересам юристов, чей статус был связан с требованием к судам следовать сложным кодексам, которые только они и запоминали. По-настоящему беззаконному обществу, в конце концов, вряд ли были необходимы юристы.

Советское право оставалось глубоко нелиберальным. Хотя личная собственность была признана в конституции 1936 года, понятия «частная собственность» не было. Можно было иметь собственную одежду, мебель, автомобили, даже какое-нибудь жилье для личного пользования, но средства производства и земля были под запретом. Не существовало никакой состязательности, не было разделения властей. Суды, как и все другие государственные органы, на практике были подчинены партии, и судьи были просто государственными служащими. Права лиц в отношении государства были гарантированы только «в соответствии с интересами народа и в целях укрепления и развития социалистического строя» (статья 50 конституции Брежнева 1977 года). «Телефонное право», применяемое партийными работниками для обучения судей по телефону, было обычным явлением.

Юридический факультет ЛГУ, располагающийся в классическом сером здании на Васильевском острове, был, вероятно, самым престижным в стране. Его основал в 1724 году Петр Великий. В нем обучались оба основателя Октябрьской революции – Керенский и Ленин, а также многочисленная творческая интеллигенция, в том числе поэты Николай Гумилёв и Александр Блок, композитор Игорь Стравинский и балетный и импресарио Сергей Дягилев. Преподаватели университета гордились тем, что сохранили традицию открытых обсуждений и отчаянно независимых допросов, унаследованных от дореволюционного поколения ученых-юристов, некоторые из них продолжали преподавать даже в сталинскую эпоху. Это был бастион особой законности, которая сложилась в послевоенный период; законничество, подчеркивающее интеллектуальное содержание правовой дискуссии и профессиональных качеств, свойственных юристам, но там осталось больше прокурорской законности, а не адвокатской.

Юридический факультет ЛГУ был, пожалуй, самым престижным в стране.

Было несколько действительно вольных людей. Олимпиад Соломонович Иоффе, который был заведующим кафедрой гражданского права в 1970-е годы, читал лекции в рубашке с короткими рукавами, курил и шутил со своими слушателями, сознательно игнорируя обычный регламент. Один из студентов позже вспоминал, как Иоффе начал свой курс лекций в феврале 1953 года, а Сталин был еще жив и находился в своей последней параноидальной, антисемитской фазе. «Я мог бы сказать вам о влиянии, которое оказала на римское право работа товарища Сталина „Марксизм и вопросы языкознания“, – начал профессор Иоффе, уставившись на падающий грязный снег за немытыми окнами аудитории, – но я этого не скажу и перейду прямо к делу». В 1970-х годах дочь Иоффе присоединилась к волне еврейской эмиграции, разрешенной при ослаблении международной напряженности, Иоффе подвергся преследованиям и вынужден был уехать в Соединенные Штаты, где он преподавал в Гарварде, а затем в университете штата Коннектикут. «Советский закон провозглашает демократию, свободу и законность, – писал он в начале 1980-х годов, – в то время как советская действительность доказывает свою неотделимость от диктатуры, репрессий и произвола». В Санкт-Петербурге[52] его работы находились под семью замками и были не доступны не только для преподавателей, но не для студентов.

Один из аспирантов Иоффе, а затем коллега Анатолий Собчак тоже время от времени переходил границы дозволенного, рассказывая в своих лекциях о заслугах рыночных механизмов, выдавая самого себя за диссидента – по крайней мере, для тех, кто внимательно слушал. Но в большинстве случаев, несмотря на все разговоры о свободной дискуссии, советские юридические школы изучали конформизм. Их роль состояла в подготовке кадров для милиции, КГБ и прокуратуры – особых российских учреждений, которые сочетают в себе роли прокурора и надзирателя всей системы правосудия. Абитуриенты в основном были из привилегированных семей, имеющих опыт работы в правоохранительных органах. Это была среда, в которой, как выразился один из современников Медведева, «политические разговоры и шутки не были популярны», потому что «все понимали, к чему они могли бы привести».