История Российская IX-XVII вв.

Алексей Михайлович гордился родством с Грозным и увлекался чтением исторических сочинений о нем. Одним из самых драматических эпизодов в истории Ивана IV была казнь митрополита Филиппа. Первым, кто подробно описал мученическую смерть святителя, был князь Курбский. При царе Федоре соловецкие монахи добились разрешения перевезти тело митрополита из тверского Отроча монастыря, где он был задушен, на Соловки. Могила мученика стала местом паломничества богомольцев, местом исцелений и других чудес, привлекавших всеобщее внимание. Иноки Соловецкой обители в течение многих десятилетий собирали материалы для составления жизнеописания своего игумена. Монастырь входил в состав Новгородской епархии, и архиепископ Никон принял в соловецком деле живое участие. В 1652 г. он выехал в Соловки с тем, чтобы перевезти мощи Филиппа на этот раз из Соловков в Москву для погребения в главном храме России, Успенском соборе. Не в привычках Никона было приноравливаться к сильным мира сего. Нисколько не считаясь с симпатиями царя Алексея, Никон заставил его написать покаянное письмо святому Филиппу как бы от имени Грозного. Письмо начиналось словами: «Молю тебя и желаю пришествия твоего сюда (в Москву. — Р. С.), чтобы разрешить согрешение прадеда нашего царя Ивана…»[651]

Подчинившись Никону, царь не изменил своих взглядов и после разрыва со своим пастырем поставил ему в вину слова о неправедном мучении Филиппа Грозным. В речах пастыря монарх стал усматривать бесчестье и укоризну блаженной памяти великого государя.

На Соловках Никон получил письмо от царя с извещением о смерти прежнего патриарха и предложением занять опустевшую кафедру. Мятежи в столице и по городам обнаружили бессилие власти перед лицом бунтующего народа и его зависимость от великих бояр. Проча Никона в патриархи, Алексей Михайлович предупреждал его о необходимости ладить с боярами. Будучи митрополитом, Никон с крайней суровостью обращался с великородными членами думы, отчего среди бояр шел ропот: «никогда такого бесчестья не было, что теперь государь нас выдал митрополитам»[652]

. Уведомив обо всем Никона, государь просил не выдавать его боярам, а говорить от своего лица, будто он узнал о деле не из царского письма.

Никон настоял на том, чтобы церемония его посвящения была проведена подле мощей Филиппа Колычева в Успенском соборе. Посреди богослужения новый патриарх неожиданно для всех объявил об отречении от патриаршего сана. Никона вдохновлял пример Филиппа. Застигнутый врасплох, царь повалился в ноги святителю. Его примеру поневоле последовали бояре и прочий люд. В ответ на слезные моления царя Никон обратился с вопросом к присутствующим: «Будут ли почитать его как архипастыря и отца и дадут ли ему устроить церковь?»[653]

Смысл речи владыки был предельно ясен. Никон требовал исключительных полномочий для проведения церковной реформы. Царь, бояре и духовенство заверили владыку, что никто не будет чинить ему помех, и 25 июля 1652 г. Никон занял патриарший престол.

Новый патриарх посвятил много времени проведению церковной реформы. Но в силу особенностей своего характера Никон отнюдь не ограничился сферой церковных дел. Подпав под влияние Никона, царь Алексей всемерно поощрял его вмешательство в мирские дела и наконец узаконил дело, пожаловав патриарху чин «великого государя». Пример деда, возродившего сильную царскую власть после Смуты, вдохновлял молодого монарха.

Митрополит Филарет был инициатором Смоленской войны. Никон со всей энергией поддержал планы войны с Польшей в 1654 г. Отправляясь в польский поход, царь Алексей оставил ведать Москву годовалого наследника и при нем «дядьку» (воспитателя) князя Пронского и нескольких других членов думы. Пронский умер в том же году, а дела управления перешли в руки «великого государя» Никона. Именно на него возложил Алексей набор войск и снабжение армии. Глава церкви обращался с боярами без всякого почтения, бранил их за нарушение поста и другие проступки. Боярская дума терпела всевластие Филарета, видя в нем не столько пастыря, сколько отца царя. Произвол бывшего мордовского крестьянина вызывал у родовитых бояр крайнее возмущение. Деятельность патриарха неизбежно должна была натолкнуться на противодействие Боярской думы, члены которой не желали делиться с церковью своими политическими прерогативами.