История розги

Корреспондент парижской газеты «Матен» интервьюировал известную писательницу, пишущую под псевдонимом «Ж.», относительно вопроса о флагелляции, под предлогом литературного интереса; как известно, под таким благовидным предлогом можно расспрашивать о чем угодно.

Писательница откровенно созналась, что в монастыре, где она воспитывалась, нередко как ее, так и других воспитанниц наказывали розгами.

– Вы знаете, – сказала она корреспонденту, – стыд, этот знаменитый стыд, якобы, по мнению наказывающих розгами, более страшный, чем сама боль, не держится очень долго. Первый раз, конечно, было тяжело раздеваться, но в минуты, предшествующие наказанию розгами, испытываешь такое страшное волнение, что положительно невозможно анализировать свои чувства и ощущения.

– Ну, а боль? – спрашивает корреспондент.

– Не требуется особенно пылкого воображения, чтобы представить, что боль от розог и особенно от крапивы, которой меня раз наказали, очень велика, часто нестерпима, и избавиться от нее готова ценою каких угодно унижений…

– Скажите, – опять спрашивает корреспондент, – может ли, по вашему мнению, эта боль доставить наказываемой наслаждение?

– Как вам сказать, мне она не доставляла наслаждения, но кто знает: женщины, а особенно девушки, – натуры довольно сложные…

Более корреспонденту ничего не удалось выведать у писательницы, пожелавшей прекратить беседу.

Глава XXIII Флагелляция в Италии

Вступая на почву этой латинской страны, я прежде всего напомню читателям о флагелляции римлян.

Во втором томе своего труда я посвятил ей несколько глав и уверен, что далеко не исчерпал эту тему – слишком были распространены телесные наказания в древнем Риме.

Скажу еще раз, что флагелляция процветала там как в интересах дисциплины, так и в интересах сладострастия.

Мессалина, по словам историка Тацита, приказывала себя сечь в публичных домах и щедро оплачивала экзекуторов, сумевших ей угодить.

Петроний, этот изящный патриций, поэт и прозаик, чувственный в самой высокой степени, по словам того же историка, почти ежедневно подвергал наказанию розгами или плетью ту или другую из своих молодых и хорошеньких рабынь. В известном романе Сенкевича «Камо Грядеши» есть сцена, где по приказанию Петрония вольноотпущенник наказывает розгами хорошенькую рабыню Эвнику за то только, что она из любви к Петронию стала протестовать, когда он хотел ее подарить своему другу. Тот сам отказался от нее, но все-таки за протест Петроний ее велел высечь розгами.

Как известно, Эвника не воспылала к Петронию злобой за такое наказание, до того оно было в нравах римлян и не считалось унижением; она продолжала по-прежнему его любить и добилась того, что стала его наложницей, которую он сильно полюбил. Когда Петроний решил выпить яд, то Эвника заявила, что умрет вместе с ним, и выпила яд из одной с ним чаши.

В Луперкалиях самые стыдливые римляне не стеснялись раздеваться и позволять себя сечь розгами священным жрицам Елезиса.

На рынке человеческое тело подешевело, благодаря тому, что патрицианки стали заниматься проституцией из любви к искусству и этим понизили плату куртизанкам.

Но главным образом в эту эпоху подвергали жестокой флагелляции христианских женщин, которые принимали ее с восторгом; как вновь обращенные в христианскую веру, они горели желанием подвергнуться мучительному истязанию, которого не избег сам Христос – их учитель.

Их выводили на роскошные арены колоссальных цирков, где народ с разинутым ртом смотрел, как нежное и белое тело девочек под ударами плетей превращалось в кровавый кусок мяса.

Классическая страна величественного падения привлекает наше внимание и другими эпохами, когда поцелуи сливались с последними звуками предсмертной агонии, когда ночь любви начиналась в алькове дожа, а оканчивалась на глубине какого-нибудь венецианского канала.

В те отдаленные времена нередко звуки мандолин и болтовня подозрительных масок заглушали крики и стоны наказываемых розгами провинившихся женщин. Иногда трудно было отличить крики радости от криков боли.

Флоренция, Равенна, Венеция и другие большие города – цитадели не только великого искусства, но и утонченного сладострастия.

Удивительные принцессы, королевы по рождению и королевы по развращенности, простирают так далеко непонимание своей порочности, что поручают увековечивать художникам свои изображения в далеко нелепом виде.

Среди последних наше внимание невольно останавливается на образе Лукреции, этой жрицы любви и жестокости… Лукреция Борджиа, одно ее имя вызывает в нашем воображении видения, сходные с обитательницами Дантовского ада!

Я намерен уделить ей несколько прочувствованных страниц в своем труде, так как нельзя без волнения касаться праха королевских гробов…