История розги

М. Гурьев, в своих воспоминаниях о духовном училище, в котором он обучался с 1852 по 1862 год (Русская Старина, 1909 г., N 9) рассказывает следующее: «По приходе всех учеников в класс, пред началом первого урока была общая молитва в особом зале; такая же молитва была там же и вечером, после четвертого урока, в 6 часов. На них утром и вечером пелись разные молитвы и церковные песнопения; продолжались они не менее четверти часа и были памятны нам по тем экзекуциям, какие в этом зале совершались. Жизнь учеников в этом училище проходила так тяжело, особенно в первые годы, что теперь становится непонятным – как мы могли переносить эту жизнь: да мы ли это были? Наше ли тело испытывало те истязания, порки и побои, каким ежедневно подвергали нас начальство и учителя за малейшие проступки, а иногда и без всякой вины. Начнем нашу речь с начальства и учителей училища. Смотрителей во время нашего пребывания в бурсе сменилось три: первый, при котором мы поступали в училище, был светский человек, страдал чахоткой и умер через год; второй – протоиерей, прослуживший 5 лет, и третий иеромонах С., оставшийся еще смотрителем после нашего перехода в семинарии. Все они были очень строгие, но особенно последний. Не лучше их были и два инспектора: один священник, учивший еще наших отцов и в их время запоровший до смерти одного из учеников. Дело это, по словам отцов, так в Лету и кануло; очевидно, местное начальство, боясь огласки и скандала, скрыло этот вопиющий и возмутительный случай. Другой инспектор был светский, маленький, худенький, но очень зоркий; меньше ста лоз не давал ученику, на которого он никогда не смотрел, а потому думал, что секут мимо, вследствие чего с первого года и определили такую порцию лоз.

При поступлении нашем с братом в 1-й класс учеников-товарищей оказалось 63, все моложе 10 лет. Мы были дети городского священника и явились в класс в гарусных рубашках, между тем как другие товарищи, дети сельских священников, бедных дьячков и пономарей, сидели в армяках или в грубых рубашках, а иные даже, если было лето, и босяком. Поэтому все товарищи с первого урока, должно быть из зависти, невзлюбили нас. Жизнь наша в училище сразу стала невыносимою: над нами смеялись, нам злорадствовали, называя нас «баричами», и часто без всякой вины били. В первый год учения нас не секли, так как мы учились хорошо, за что товарищи еще более нас ненавидели. Во второй год мы решились сойтись с товарищами, принося им из дому хорошие закуски, и таким образом мало по малу помирились, хотя без драк не обходилось и потом.