История русской армии

Кампанию открыл Фридрих, двинувшись в конце апреля с разных сторон концентрически – в Богемию. Он разбил под Прагой австрийскую армию принца Карла Лотарингского и запер ее в Праге. Однако на выручку ей двинулась вторая австрийская армия Дауна, разбившая Фридриха при Колине (июнь). Фридрих отступил в Саксонию, и к концу лета его положение сделалось критическим. Пруссия была окружена 300 тыс. врагов. Король поручил оборону против Австрии герцогу Бевернскому, а сам поспешил на Запад. Подкупив главнокомандующего северной французской армией герцога Ришелье и заручившись его бездействием, он после некоторых колебаний (вызванных дурными известиями с Востока) обратился на южную франко-имперскую армию. Фридрих II не был бы пруссаком и германцем, если бы действовал одними честными способами. Он заключил сделку с Ришелье, подобно тому, как Бисмарк провоцировал войну с Францией подделкой эмской депеши и как Вильгельм II, провоцировавший русскую мобилизацию подложным декретом (эпизод с «Локаль Анцейгером»), послал затем в Россию Ленина.

Германцы не изменились со времен Тацита. «Genus mendacio natum» – племя, рожденное во лжи… С армией численностью в 21 тыс. человек он наголову разгромил 64 тыс. франко-имперцев Субиза под Росбахом, а затем двинулся в Силезию, где Бевернский был тем временем разбит под Бреславлем. 5 декабря Фридрих обрушился на австрийцев и буквально испепелил их армию в знаменитом сражении при Лейтене. Это – самая блестящая из всех кампаний Фридриха (по словам Наполеона, за один Лейтен он достоин именоваться великим полководцем).

Русская армия, оперировавшая на второстепенном восточно-прусском театре войны, оставалась в стороне от главных событий кампании 1757 года. Сосредоточение ее в Литве заняло всю зиму и весну. В войсках был большой некомплект, особенно чувствовавшийся в офицерах (в Бутырском полку, например, не хватало трех штаб-офицеров из пяти, 38 обер-офицеров, – свыше половины, и 557 нижних чинов – свыше четверти. Административная и хозяйственная часть не была устроена).

В поход шли отнюдь не с легким сердцем. Пруссаков у нас побаивались. Со времен Петра I и особенно Анны, немец являлся для нас существом заповедным иного, высшего порядка, учителем и начальником. Пруссак же был прямо всем немцам немец. «Фредерик, сказывают, самого француза бивал, а цесарцев и паче – где уж нам многогрешным супротив него устоять!»… Так рассуждали, меся своими башмаками литовскую грязь, будущие победители под Пальцигом и Кунерсдорфом. Скверная русская привычка всегда умалять себя в сравнении с иностранцем… После первой стычки на границе, где три наших драгунских полка были опрокинуты прусскими гусарами, всей армией овладела «превеликая робость, трусость и боязнь» (чистосердечно признается Болотов), – сказывавшиеся, впрочем, на верхах гораздо сильнее, чем на низах.

К маю сосредоточение нашей армии на Немане окончилось. В ней считалось 89 тыс. человек, из коих годных к бою – «действительно сражающихся» – не более 50–55 тыс., (остальные нестроевые всякого рода, либо неорганизованные, вооруженные луками и стрелами калмыки).

Пруссию обороняла армия фельдмаршала Левальда (30 500 регулярных и до 10 тыс. вооруженных жителей). Фридрих, занятый борьбой с Австрией и Францией, относился к русским пренебрежительно («русские же варвары не заслуживают того, чтобы о них здесь упоминать», – заметил он как-то в одном из своих писем).

Русский главнокомандующий, как мы знаем, зависел всецело от петербургской Конференции. Он не имел права распоряжаться войсками без формальной «апробации» кабинета, не имел права проявлять инициативу в случае изменения обстановки и должен был сноситься по всяким мелочам с Петербургом. В кампанию 1757 года Конференция предписала ему маневрировать так, чтобы для него «все равно было прямо на Пруссию или влево через всю Польшу в Силезию маршировать». Целью похода ставилось овладение Восточной Пруссией, но Апраксин до июня не был уверен, что часть его армии не будет послана в Силезию для усиления австрийцев.