История русской литературы XIX века. Часть 1. 1800-1830-е годы

Реализм комедии проявился и в новом подходе к изображению человеческого характера. В классицистической драме (у Фонвизина, например) характер человека исчерпывался одной, господствующей страстью. «У Мольера скупой скуп и только», – говорил Пушкин. Иное у Грибоедова: он избирает ренессансное, «шекспировское», вольное и широкое изображение человека во всем многообразии его страстей. В Фамусове, например, проявляется и мракобес, и ворчливый старик, и любящий отец, и строгий начальник, и покровитель бедных родственников, и угодник перед сильными, и волокита, и даже обличитель фамусовского общества, на свой, конечно, лад.

Не менее противоречив и Чацкий, в котором гражданское негодование соединяется с любящим сердцем и который одновременно может быть злым и добродушным, насмешливым и нежным, вспыльчивым и сдержанным. При этом Грибоедов доводит свои характеры до такой высокой степени художественного обобщения, что они, не теряя индивидуальности, превращаются в образы-символы и приобретают нарицательный смысл, схватывающий устойчивые национальные и социальные явления: фамусовщина, молчалинство, репетиловщина, скалозубовщина.

Грибоедов-реалист обновил язык новой русской литературы элементами разговорной речи, включая просторечие и осваивая емкий и образный народный язык. Грибоедов не прибегал к прямым заимствованиям пословиц и поговорок. Он создавал свои собственные в духе и стиле народной образности: «Дома новы, но предрассудки стары»; «В мои лета не должно сметь / Свое суждение иметь»; «Друг, нельзя ли для прогулок / Подальше выбрать закоулок?» и т. д. Он делал это так органично и естественно, что значительная часть его афоризмов вошла в пословицы, в русский разговорный язык, существенно обогатив его: «счастливые часов не наблюдают», «читай не так, как пономарь, а с чувством, с толком, с расстановкой», «ну как не порадеть родному человечку!», «шел в комнату, попал в другую», «тут все есть, коли нет обмана», «служить бы рад, прислуживаться тошно», «дистанция огромного размера», «блажен, кто верует, тепло ему на свете» и т. д.

До «Горя от ума» комедии писались шестистопным ямбом («александрийским стихом»). И разговор персонажей, включенный в жесткие рамки ритмически однообразного и тягучего стиха, терял оттенки живой речи. По точному замечанию исследователя творчества Грибоедова В. Н. Орлова, «там герои еще не беседовали, а декламировали, и обмен репликами между ними приобретал характер обмена небольшими монологами».

Грибоедов, широко используя опыт басен Крылова, ввел в свою комедию вольный ямб, более приспособленный для передачи живого разговора своими неожиданными переходами от длинных стихов к коротким, своими паузами и сложными приемами рифмовки. Это дало возможность Грибоедову подчинить движение стиха движению мысли, разбивать и расчленять стиховую строку репликами, поделенными между участниками разговора:

Загорецкий

А вы заметили, что он

В уме серьезно поврежден?

Репетилов

Какая чепуха!

Загорецкий

Об нем все этой веры.

Репетилов

Вранье.

Загорецкий

Спросите всех.

Репетилов

Химеры.

Стих приобрел необыкновенную гибкость, способную передавать и напряженный ораторский пафос монологов Чацкого, и тонкий юмор, и живой, непроизвольный диалог между героями: он стал в полном смысле слова реалистическим стихом.

Существенно видоизменил Грибоедов сам жанр комедии, включив в него наряду с комическими драматические и даже трагедийные элементы, органически соединив лирическую, интимную тему с высоким общественным содержанием.

В комедии Грибоедова углубилась психологическая основа: характеры персонажей в ней не являлись готовыми, а постепенно раскрывались и обогащались в процессе сценического движения, развития действия. В сжатом, сконцентрированном виде «Горе от ума», как в зерне, содержит будущие открытия, которые раскроются в драматургии А. Н. Островского. В комедии как бы заключена формула русской национальной драмы, какою ей суждено было распуститься и расцвести во второй половине XIX века.

Замысел произведения об Отечественной войне 1812 года.