История русской революции. Том 1. Февральская революция

Общие социологические соображения не могли позволить априорно решить, способно ли еще крестьянство, как целое, подняться против помещиков. Усиление капиталистических тенденций в сельском хозяйстве в период между двумя революциями; выделение из первобытной общины крепкого слоя фермеров; чрезвычайный рост сельской кооперации, руководимой зажиточными и богатыми крестьянами, — все это не позволяло сказать заранее с уверенностью, какая из двух тенденций перевесит в революции: сословно-земельный антагонизм между крестьянством и дворянством или же классовый антагонизм внутри самого крестьянства.

Ленин по приезде занял очень осторожную позицию в этом вопросе. «Аграрное движение, — говорил он 14 апреля, — только предвиденье, но не факт… Надо быть готовым, что крестьянство может соединиться с буржуазией». Это не была случайно оброненная мысль. Наоборот, Ленин настойчиво повторяет ее по разным поводам. На партийной конференции он говорит 24 апреля, выступая против «старых большевиков», обвинявших его в недооценке крестьянства: «Непозволительно пролетарской партии возлагать теперь надежды на общность интересов с крестьянством. Мы боремся за то, чтобы крестьянство перешло на нашу сторону, но оно стоит, до известной степени сознательно, на стороне капиталистов». Это показывает, между прочим, как далек был Ленин от приписанной ему позже эпигонами теории вечной гармонии интересов пролетариата и крестьянства. Допуская возможность того, что крестьянство, как сословие, выступит еще в качестве революционного фактора, Ленин готовился, однако, в апреле к худшему варианту, именно к устойчивому блоку помещиков, буржуазии и широких слоев крестьянства. «Привлекать мужика сейчас, — говорил он, — значит сдаться на милость Милюкова». Отсюда вывод: «перенести центр тяжести на советы батрацких депутатов»

Но осуществился лучший вариант. Аграрное движение из предвиденья становилось фактом, обнаруживая, на короткий момент, но зато с чрезвычайной силой, перевес сословно-крестьянских связей над капиталистическими антагонизмами. Советы батрацких депутатов приобрели значение лишь в немногих местах, главным образом в Прибалтике. Зато земельные комитеты становились органами всего крестьянства, которое своим тяжеловесным напором превращало их из примирительных камер в орудия аграрной революции.

Тот факт, что крестьянство в целом получило возможность еще раз, последний в своей истории, выступить в качестве революционного фактора, свидетельствует одновременно как о слабости капиталистических отношений в деревне, так и об их силе. Буржуазная экономика далеко не успела еще рассосать средневеково-кабальные земельные отношения. В то же время капиталистическое развитие зашло так далеко, что сделало старые формы земельной собственности одинаково невыносимыми для всех слоев деревни. Переплет помещичьих владений и крестьянских, нередко сознательно подстроенный так, чтобы превратить помещичьи права в капкан для всей общины; ужасающая деревенская чересполосица; наконец, новейший антагонизм между земельной общиной и индивидуалистами-хуторянами, — все это в совокупности создавало невыносимую путаницу земельных отношений, из которой нельзя было вырваться путем частичных законодательных мер. И крестьяне это чувствовали лучше всяких аграрных теоретиков. Опыт жизни, изменяясь в ряде поколений, приводил их все к тому же выводу: надо похерить унаследованные и приобретенные права на землю, опрокинуть все межевые знаки, и эту очищенную от исторических наслоений землю передать тем, кто ее обрабатывает. Таков был смысл мужицких афоризмов: земля ничья, земля божья, — ив этом же духе крестьянство истолковывало эсеровскую программу социализации земли. Вопреки народническим теориям, здесь не было и грана социализма. Самая смелая аграрная революция не выходила еще, сама по себе, за пределы буржуазного режима. Социализация, которая должна была будто бы обеспечить каждому трудящемуся «право на землю», представляла собою, при сохранении неограниченных рыночных отношений, явную утопию. Меньшевизм критиковал эту утопию под либерально-буржуазным углом зрения. Большевизм, наоборот, вскрывал ту прогрессивную демократическую тенденцию, которая в теории эсеров находила свое утопическое выражение. Вскрытие подлинного исторического смысла русской аграрной проблемы составило одну из величайших заслуг Ленина.