История русской революции. Том I

Но беспокойный третий не хотел успокаиваться. День 21 апреля принес новую волну движения, более могучую, чем вчерашняя. Сегодня уже на демонстрацию призывал Петроградский комитет большевиков. Несмотря на контрагитацию меньшевиков и эсеров, огромные массы рабочих двинулись в центр с Выборгской стороны, а затем и из других районов. Исполнительный комитет послал навстречу демонстрации авторитетных успокоителей во главе с Чхеидзе. Но рабочие твердо хотели сказать свое слово, и у них было что сказать. Известный либеральный журналист описывал в «Речи» манифестацию рабочих на Невском: «Впереди около сотни вооруженных; за ними стройные ряды невооруженных мужчин и женщин – тысячи человек. Живые цепи по обе стороны. Пение. Поразили меня их лица. У этих тысяч одно лицо, исступленное, монашеское лицо первых веков христианства, непримиримое, безжалостно готовое на убийства, инквизицию и смерть». Либеральный журналист заглянул рабочей революции в глаза и почувствовал на миг ее сосредоточенную решимость. Как мало эти рабочие похожи на милюковских подростков, нанятых Людендорфом за 15 рублей в сутки!

Сегодня, как и накануне, демонстранты не шли низвергать правительство, хотя большинство их, надо полагать, уже серьезно задумывалось над этой задачей; часть же готова была и сегодня увлечь демонстрацию далеко за пределы настроений большинства. Чхеидзе предложил манифестации повернуть обратно, в свои районы. Но руководители сурово ответили, что рабочие сами знают, что им делать. Это была новая нота, и Чхеидзе придется к ней в течение ближайших недель привыкать.

В то время как соглашатели уговаривали и тушили, кадеты вызывали и разжигали. Несмотря на то что Корнилов не получил вчера санкции на применение оружия, он не только не покидал своего плана, но, наоборот, именно сегодня с утра принимал меры к тому, чтобы противопоставить демонстрантам конницу и артиллерию. В твердом расчете на лихость генерала кадеты особым листком вызвали своих сторонников на улицы, явно стремясь довести дело до решающего конфликта. Хоть и без успешного десанта на Дарданелльское побережье, Милюков продолжал развертывать свою оффензиву с Корниловым в качестве авангарда, с Антантой в качестве тяжелого резерва. Нота, посланная за спиной Совета, и передовица «Речи» должны были играть роль эмской депеши либерального канцлера Февральской революции. «Все, кто стоит за Россию и ее свободу, должны сплотиться вокруг Временного правительства и поддержать его», – так гласило воззвание кадетского Центрального комитета, приглашавшее всех добрых граждан на улицы для борьбы против сторонников немедленного мира.

Невский, главная артерия буржуазии, превратился в сплошной кадетский митинг. Значительная демонстрация, возглавлявшаяся членами кадетского Центрального комитета, двигалась к Мариинскому дворцу. Всюду видны были свежие, только что из мастерской, плакаты: «Полное доверие Временному правительству», «Да здравствует Милюков!» Министры выглядели именинниками: у них оказался свой «народ», тем более заметный, что эмиссары Совета выбивались из сил, распуская революционные митинги, направляя рабочие и солдатские демонстрации из центра на окраины и удерживая казармы и заводы от выступлений. Под флагом защиты правительства происходила первая открытая и широкая мобилизация контрреволюционных сил. В центре города появились грузовики с вооруженными офицерами, юнкерами, студентами. Выступали георгиевские кавалеры. «Золотая молодежь» организовала на Невском судилище, тут же на месте устанавливавшее ленинцев и «немецких шпионов». Были уже стычки и жертвы. Первое кровавое столкновение, как передавали, началось с попытки офицеров отобрать у рабочих знамя с лозунгом против Временного правительства. Столкновения становились все ожесточеннее, началась перестрелка, ставшая после полудня почти непрерывной. Никто не знал точно, кто и зачем стреляет. Но были уже жертвы этой беспорядочной, отчасти злоумышленной, отчасти панической стрельбы. Температура накалялась.

Нет, этот день ничем не походил на манифестацию национального единства. Два мира стояли лицом к лицу. Патриотические колонны, вызванные на улицы кадетской партией против рабочих и солдат, состояли исключительно из буржуазных слоев населения, офицерства, чиновничества, интеллигенции. Два человеческих потока, за Константинополь и за мир, выходили из разных частей города, разные по социальному составу, ни в чем друг на друга не похожие по внешнему виду, с враждебными надписями на плакатах, и, сталкиваясь, они пускали в ход кулаки, палки, даже огнестрельное оружие.