История русской революции. Том II, часть 1

С Дона, с Кубани приходили на фронт вести, что казачьи верхи вместе со стариками посадили свою власть, не спросясь фронтового казака. Это пробуждало дремавшие социальные антагонизмы. «Вернемся домой, мы им покажем», – не раз говаривали фронтовики. Казачий генерал Краснов, один из вождей донской контрреволюции, живописно изображал, как расползались на фронте крепкие казачьи части: «Начались митинги с вынесением самых диких резолюций. Казаки перестали чистить и регулярно кормить лошадей. О каких бы то ни было занятиях нельзя было и думать. Казаки украсились алыми бантами, вырядились в красные ленты и ни о каком уважении к офицерам не хотели и слышать». Прежде, однако, чем окончательно прийти в такое состояние, казак долго колебался, чесал голову, искал, в какую сторону повернуться. В критическую минуту нелегко было поэтому предугадать заранее, как поведет себя та или иная казачья часть.

8 августа Войсковой круг на Дону заключил блок с кадетами для выборов в Учредительное собрание. Слух об этом немедленно проник в армию. «Среди казаков, – пишет казачий офицер Янов, – блок был встречен весьма отрицательно. Партия кадетов корней в армии не имела». На самом деле армия ненавидела кадетов, отождествляя их со всем тем, что душит народные массы. «Продали вас старики кадетам», – дразнили солдаты. «Мы им покажем!» – возражали казаки. На Юго-Западном фронте казачьи части в особом постановлении объявили кадетов «заклятыми врагами и поработителями трудового народа» и потребовали исключения из Войскового круга всех тех, которые осмелились заключить соглашение с кадетами.

Корнилов, сам казак, сильно рассчитывал на помощь казачества, особенно донского, и укомплектовал казачьими частями отряд, предназначенный для переворота. Но казаки не тронулись на помощь «сыну крестьянина». Станичники готовы были у себя на месте яростно оборонять свои земли, но втягиваться в чужую драку не имели охоты. Третий конный корпус тоже не оправдал надежд. Если к братанию с немцами казаки относились недружелюбно, то на петроградском фронте охотно пошли навстречу солдатам и матросам: этим братанием план Корнилова оказался сорван без пролития крови. Так в лице казачества слабела и рушилась последняя опора старой России.

Тем временем далеко за пределами страны, на территории Франции, проделан был в лабораторном масштабе опыт «возрождения» русских войск, вне досягаемости большевиков, и потому тем более убедительный. Летом и осенью в русскую печать проникли, но остались в вихре событий почти незамеченными сообщения о вспыхнувшем в русских войсках во Франции вооруженном мятеже. Солдаты двух русских бригад во Франции, по словам офицера Лисовского, уже к январю 1917 года, следовательно, до революции «твердо исповедовали убеждение, что все они проданы французам за снаряды».