История русской революции. Том II, часть 1

Обычное объяснение успехов большевизма сводится к ссылке на «простоту» его лозунгов, шедших навстречу желаниям масс. В этом есть часть правды. Целостность политики большевиков определялась тем, что, в противоположность «демократическим» партиям, они были свободны от невысказанных или полувысказанных заповедей, сводящихся в последнем счете к ограждению частной собственности. Однако одно это различие не исчерпывает вопроса. Если справа от большевиков стояла «демократия», то слева пытались оттеснить их то анархисты, то максималисты, то левые эсеры. Однако же все эти группы не вышли из состояния бессилия. Отличие большевизма состояло в том, что субъективную цель – защиту интересов народных масс – он подчинил законам революции, как объективно обусловленного процесса. Научное вскрытие этих законов, прежде всего тех, которые управляют движением народных масс, составляло основу большевистской стратегии. В своей борьбе трудящиеся руководствуются не только своими потребностями, но и своим жизненным опытом. Большевизму было абсолютно чуждо аристократическое презрение к самостоятельному опыту масс. Наоборот, большевики из него исходили и на нем строили. В этом было одно из их великих преимуществ. Революции всегда многословны, и от этого закона не ушли и большевики. Но в то время как агитация меньшевиков и эсеров имела рассеянный, противоречивый, чаще всего уклончивый характер, агитация большевиков отличалась продуманностью и сосредоточенностью. Соглашатели отбалтывались от трудностей, большевики шли им навстречу. Постоянный анализ обстановки, проверка лозунгов на фактах, серьезное отношение к противнику, даже малосерьезному, придавали особую силу и убедительность большевистской агитации.

Печать партии не преувеличивала успехов, не искажала соотношения сил, не пыталась брать криком. Школа Ленина была школой революционного реализма. Данные большевистской печати за 1917 год оказываются, в свете документов эпохи и исторической критики, неизмеримо более правдивыми, чем данные всех остальных газет. Правдивость вытекала из революционной силы большевиков, но в то же время и укрепляла их силу. Отречение от этой традиции стало впоследствии одной из самых злокачественных черт эпигонства.

«Мы не шарлатаны, – говорил Ленин сейчас по приезде, – мы должны базироваться только на сознательности масс. Если даже придется остаться в меньшинстве, – пусть… не надо бояться остаться в меньшинстве… Мы ведем работу критики, дабы избавить массы от обмана… Наша линия окажется правильной. К нам придет всякий угнетенный… Иного выхода ему нет». Понятая до конца большевистская политика предстает пред нами, как прямая противоположность демагогии и авантюризма!

Ленин в подполье. Он напряженно следит за газетами, читает, как всегда, между строк и в немногочисленных личных беседах ловит отголоски недодуманных мыслей и невысказанных намерений. В массах отлив. Мартов, защищающий большевиков от клевет, в то же время скорбно иронизирует по адресу партии, которая «ухитрилась» сама себе нанести поражение. Ленин догадывается, – вскоре до него доходят об этом прямые слухи, – что и кое-каким большевикам не чужды ноты покаяния и что впечатлительный Луначарский не одинок. Ленин пишет о хныканье мелких буржуа и о «ренегатстве» тех большевиков, которые проявляют отзывчивость к хныканьям. Большевики в районах и в провинции одобрительно подхватывают эти суровые слова. Они еще крепче убеждаются: «Старик» не растеряется, не падет духом, не поддастся случайным настроениям.

Член ЦК большевиков – не Свердлов ли? – пишет в провинцию: «Мы временно без газет… Организация не разбита… Съезд не откладывается». Ленин внимательно, насколько ему позволяет его вынужденная изолированность, следит за подготовкой партийного съезда и намечает его основные решения: дело идет о плане дальнейшего наступления. Съезд заранее назван объединительным, так как на нем предстоит включение в партию некоторых автономных революционных групп, прежде всего петроградской межрайонной организации, к которой принадлежат Троцкий, Иоффе, Урицкий, Рязанов, Луначарский, Покровский, Мануильский, Карахан, Юренев и некоторые другие революционеры, известные по прошлому или еще только шедшие навстречу известности.

2 июля, как раз накануне демонстрации, происходила конференция межрайонцев, представлявшая около 4000 рабочих. «Большинство, – пишет присутствовавший в числе публики Суханов, – были неизвестные мне рабочие и солдаты… Работа велась лихорадочно, и ее успехи осязались всеми. Мешало одно: чем вы отличаетесь от большевиков и почему вы не с ними?» Чтобы ускорить объединение, которое пытались оттянуть отдельные руководители организации, Троцкий опубликовал в «Правде» заявление: «Никаких принципиальных или тактических разногласий между межрайонной и большевистской организацией, по моему мнению, не существует в настоящее время. Стало быть, нет таких мотивов, которые оправдывали бы раздельное существование этих организаций».