Большевистская фракция пытается подать прозаический совет: чем бродить впотьмах по улицам, ища смерти, лучше по телефону убедить министров сдаться, не доводя до кровопролития. Но демократы возмущены: агенты восстания хотят вырвать у них из рук не только власть, но и право на героическую смерть! Заодно уж гласные решают, в интересах истории, произвести поименное голосование. В конце концов умереть, хотя бы и славной смертью, никогда не поздно. Шестьдесят два гласных думы подтверждают: да, они действительно идут поименно погибать под развалинами Зимнего дворца. На это четырнадцать большевиков отвечают, что лучше победить со Смольным, чем погибнуть с Зимним, и тут же отправляются на заседание съезда советов. Оставаться в стенах думы решают только три меньшевика-интернационалиста: им некуда идти и не за что погибать.
Думцы совсем уже было двинулись в свой последний путь, как телефонный звонок принес весть, что к ним на соединение идет весь Исполнительный комитет крестьянских депутатов. Нескончаемые аплодисменты. Теперь картина полна и ясна: представители стомиллионного крестьянства вместе с представителями всех классов городского населения пойдут погибать от руки ничтожной кучки насильников. Нет недостатка в речах и рукоплесканиях.
После подхода крестьянских депутатов колонна двинулась, наконец, по Невскому. Во главе выступали: городской голова Шрейдер и министр Прокопович. В числе учатников Джон Рид заметил эсера Авксентьева, председателя крестьянского Исполнительного комитета, и меньшевистских лидеров: Хинчука и Абрамовича, из которых первый считался правым, а второй левым. Прокопович и Шрейдер несли два фонаря: так было у словлено по телефону с министрами, дабы юнкера не приняли друзей за врагов. Прокопович, кроме того, нес зонтик, как, впрочем, и многие другие. Духовенства не было. Духовенство создала из туманных обрывков отечественной истории небогатая фантазия юнкеров. Но не было и народа. Его отсутствие определяло характер всей затеи: триста-четыреста «представителей» и никого из тех, кого они представляли. «Была темная ночь, – вспоминает эсер Зензинов, – и фонари на Невском не горели. Мы шли стройной процессией, и слышно было только наше пение марсельезы. Вдали раздавались пушечные выстрелы: это большевики продолжали обстрел Зимнего дворца».
У Екатерининского канала тянулась через Невский застава вооруженных матросов, заграждая путь колонне демократии. «Мы пойдем вперед, – заявили обреченные, – что вы можете с нами сделать?» Моряки без околичностей ответили, что применят силу: «Отправляйтесь по домам и оставьте нас в покое». Кто-то из участников процессии предложил погибнуть здесь же, на месте. Но в решении, принятом поименным голосованием в думе, подобный вариант не был предусмотрен. Министр Прокопович взобрался на какое-то возвышение и, «размахивая зонтиком» – осенью в Петрограде часты дожди, – обратился к демонстрантам с призывом не вводить в искушение этих темных и обманутых людей, которые действительно могут прибегнуть к оружию. «Вернемся в думу и обсудим средства спасения страны и революции».
Это было поистине мудрое предложение. Правда, первоначальный замысел оставался при этом невыполненным. Но что же поделать с вооруженными грубиянами, которые не позволяют вождям демократии героически умереть. «Постояли, позябли и решили вернуться», – меланхолически пишет Станкевич, тоже один из участников шествия. Уже без марсельезы, наоборот, в сосредоточенном молчании, процессия двинулась назад по Невскому к зданию думы. Там она должна была найти, наконец, «средства спасения страны и революции».
С захватом Зимнего дворца Военно-революционный комитет полностью овладел столицей. Но как у покойника продолжают расти ногти и волосы, так у низложенного правительства обнаруживались признаки жизни через официальную печать. «Вестник Временного правительства», который еще 24-го сообщал об увольнении в отставку тайных советников, с мундиром и пенсией, 25-го внезапно замолк, чего, правда, никто не заметил. Зато 26-го он появился снова, как если бы ничего не случилось. На первой странице значилось: «Вследствие прекращения электрического тока номер от 25 октября не вышел». Во всем остальном, за вычетом тока, государственная жизнь шла своим порядком, и «Вестник» правительства, находившегося в Трубецком бастионе, извещал о назначении десятка новых сенаторов. В отделе «Административных известий» циркуляр министра внутренних дел Никитина рекомендовал губернским комиссарам «не поддаваться ложным слухам о событиях в Петрограде, где все спокойно». Министр был не так уж не прав:
дни переворота прошли достаточно спокойно, если не считать канонады, которая, впрочем, ограничилась акустическим эффектом. И все же историк не ошибется, если скажет, что в день 25 октября не только прекратился ток в правительственной типографии, но и открылась важная страница в истории человечества.
ОКТЯБРЬСКОЕ ВОССТАНИЕ