История русской революции. Том II, часть 2

«Рабочее и крестьянское правительство, созданное революцией 24–25 октября и опирающееся на советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, предлагает всем воюющим народам и их правительствам начать немедленно переговоры о справедливом, демократическом мире». Справедливые условия исключают аннексии и контрибуции. Под аннексией надлежит понимать насильственное присоединение чужих народностей или удержание их против их воли, в Европе или в далеких заокеанских странах. «Вместе с тем правительство заявляет, что оно отнюдь не считает вышеуказанные условия мира ультимативными, т. е. соглашается рассмотреть и всякие другие условия», требуя лишь скорейшего приступа к переговорам и устранения всякой тайны при их ведении. С своей стороны, советское правительство отменяет тайную дипломатию и приступает к опубликованию тайных договоров, заключенных по 25 октября 1917 года. Все, что в этих договорах направлено к доставлению выгод и привилегий русским помещикам и капиталистам, к угнетению великороссами других народов, «правительство объявляет безусловно и немедленно отмененным». Для приступа к переговорам предлагается сейчас же заключить перемирие, по возможности не менее чем на три месяца. Со своими предложениями рабочее и крестьянское правительство обращается одновременно «к правительствам и народам всех воюющих стран… в особенности, к сознательным рабочим трех самых передовых наций» – Англии, Франции и Германии, в уверенности, что именно они «помогут нам успешно довести до конца дело мира и вместе с тем дело освобождения трудящихся и эксплуатируемых масс от всякого рабства и всякой эксплуатации».

Ленин ограничивается краткими пояснениями к тексту декларации. «Мы не можем игнорировать правительства, ибо тогда затягивается возможность заключения мира… но мы не имеем никакого права одновременно не обратиться и к народам. Везде правительства и народы расходятся между собою, мы должны помочь народам вмешаться в вопросы войны и мира». «Мы, конечно, всемерно будем отстаивать нашу программу мира без аннексий и контрибуций», но мы не должны ставить наши условия ультимативно, чтобы не облегчить правительствам отказ от переговоров. Мы рассмотрим и всякие другие предложения. «Рассмотрим – это еще не значит, что примем».

Изданный соглашателями манифест 14 марта предлагал рабочим других стран свергнуть банкиров во имя мира; однако сами соглашатели не только не призывали к свержению собственных банкиров, но вступили с ними в союз. «Теперь мы свергли правительство банкиров». Это дает нам право призывать к тому же и другие народы. У нас есть все надежды на победу: «надо помнить, что мы живем не в глубине Африки, а в Европе, где все может быть скоро известно». Залог победы Ленин, как всегда, видит в превращении национальной революции в интернациональную. «Рабочее движение возьмет верх и проложит дорогу к миру и социализму».

Левые эсеры выслали своего представителя для присоединения к оглашенной декларации: ее «дух и смысл им близок и понятен». Объединенные интернационалисты – за декларацию, но при условии, если она будет исходить от правительства всей демократии. Лапинский от польских левых меньшевиков приветствует «здоровый пролетарский реализм» документа, Дзержинский, от социал-демократии Польши и Литвы, Стучка, от социал-демократии Латвии, Капсукас, от литовской социал-демократии, присоединяются к декларации без оговорок. С возражениями выступил только большевик Еремеев, который требует, чтобы мирным условиям был придан ультимативный характер: иначе «могут подумать, что мы слабы, что мы боимся».

Ленин решительно, даже неистово возражает против ультимативной постановки условий: этим мы только «дадим возможность нашим врагам скрыть всю правду от народа, спрятать ее за нашу непримиримость». Говорят, что «наша неультимативность покажет наше бессилие». Пора отказаться от буржуазной фальши в политике. «Нам нечего бояться сказать правду об усталости»… Будущие брест-литовские разногласия уже просвечивают сквозь этот эпизод.

Каменев предлагает всем, кто за обращение, поднять свои делегатские карточки. «Один из делегатов, – пишет Рид, – поднял было руку против, но вокруг него разразился такой взрыв негодования, что заставил и его опустить руку». Обращение к народам и правительствам принято единогласно. Свершилось! И этот акт охватывает всех участников своим непосредственным и близким величием.