История русской риторики. Хрестоматия

Частная риторика, начавшаяся делением всех текстов на прозу и поэзию (М. В. Ломоносов), продолжается рассмотрением «больших» и «малых слов» (Амвросий Серебрянников, А. С. Никольский), а заканчивается к середине XIX в. разработанной классификацией видов и жанров словесности, куда входят в различных авторских интерпретациях письма; разговоры, или диалоги; учебные и ученые (догматические) сочинения; история (от исторической до художественной прозы); речи (политические, судебные, торжественные, академические, проповеднические). Наибольшего внимания заслуживают попытки создать всеобъемлющие классификации существующих видов словесности с максимально описанными жанрами внутри каждого вида словесности.

В 50-е годы XIX в. назрел кризис риторики как речевой идеологии общества. Несмотря на очевидные научные достижения, не понимаемые некоторыми журналистами (В. Г. Белинский), предмет «риторика» подвергается критике за отсутствие связей с бытовой прозой или «народной» речью (к описанию реальных бытовых коллизий обращается художественная литература в лице писателей натуральной школы); риторика осуждается за схоластичность в обучении по общим местам, хриям, фигурам и т. д. Характерно, что теперь, когда общие места как способы изобретения мысли и речи изгнаны из обучения, учащиеся плохо могут представлять способы распространения речи, ибо совет черпать вдохновение из самого «предмета» рассуждения (К. П. Зеленецкий) не давал техники изобретения и повисал в воздухе. Отголоски «старой» риторики продолжали существовать в виде членов предложения, отвечающих на вопросы общих мест (кто, что, где, когда, почему, зачем) и побуждающих лишь к пассивному анализу уже существующего текста.

Новая реформа образования, развернувшаяся особенно интенсивно в 60-е годы XIX в., окончательно изменила предмет словесности. Начатая усилиями влиятельных филологов (А. Н. Веселовский, А. А. Потебня) и революционеров-демократов (В. Г. Белинский, Н. А. Добролюбов), теория словесности лишь формально сохранила значение «совокупности словесных произведений данного народа», но реально ограничила предмет словесности рассмотрением трех композиционных форм речи (описание, повествование, рассуждение), сосредоточившись на вопросах стилистики, а из всей совокупности текстов избрала художественную литературу как наиболее ценный вид словесного творчества, предваряя его малым разделом устной народной поэзии. Надо ли говорить, что такое сосредоточение на художественной и «народной» речи было существенным ограничением и обеднением содержания филологического знания?

Наша хрестоматия содержит тексты по середину XIX в. не только вследствие невозможности включить всех авторов, писавших о проблемах речи, но и потому, что с середины XIX в. риторика, по существу, перестала быть в поле зрения педагогической общественности. Начинается период научного языкознания и литературоведения, и, как часто бывает при создании новых теорий, старое оказывается забытым, хотя несомненно, что общество продолжало жить положительными идеями этого «старого». Даже такие блестящие педагоги-филологи, как П. М. Леонтьев и М. Н. Катков (основатели в 1868 г. Императорского лицея в память цесаревича Николая), при напряженном изучении лицеистами родного, классических и иностранных языков, требовании к каждому учителю следить, чтобы воспитанники прежде всего хорошо говорили по-русски, отказались от риторики и словесности, включая лишь сами тексты художественной классики в языковые программы. Неудивительно, что отсутствие обучения деловой речи, фундаментальных исследований в области политической риторики, изъятия научной прозы из образования при всех достижениях научного языкознания и художественно-литературного творчества сделало общество не готовым к риторической критике разнообразных политических течений XX в. Так что причина (не будем говорить «вина») событий октябрьского переворота во многом связана с той картиной филологической образованности, которая существовала в России со второй половины XIX в. по 1917 г.