История русской риторики. Хрестоматия

Всякому небезызвестно, что достохвалное философическое учение есть основанием всех наук и источник всех тех благ, которые церкви, обществу и каждому человеку пользу приносят, находятся подлинно такия, по мнению коих можно без помоществования философии хорошо во всяком роде наук успеть; но сии умствования весьма погрешают неоспоримо, что находятся и не философами из богословов, юрисконсилтов и медиков; но никого из таких не сыщем совершенно, дабы он мог благополучныя показать успехи без помощи философических правил. Ибо кто не знает, что тогда только церковь насаждается блаженным спокойствием, естьли либо философы будут упражняться в богословском учении, либо упражняющияся в оном станут стараться о познании философии. Есть ли бы также юрисконсилты были прямыми философами, всегда бы были благонамеренными судиями и истинна с правосудием во всяком бы месте царствовали. Подобным образом и медицина без философии ослабевает. Что мир без солнца, государство без государя, общество без философии. Как девять муз некоторым как бы супружества союзом между собою столь тесно совокуплены, что никаким образом оного союза расторгнуть не можно, равно и все науки между собою имеют такое неразрывное соединение, что одна без другой едва ли быть может. Все науки, говорит Цицерон, касающиеся до просвещения человека связаны суть некоторым как бы родства союзом. Граматика всем вспомоществует, логика управляет наукою красноречия, а сия наука служит украшением логики, философия же обоих подкрепляет к обогащению, да и никакое почти во всех науках упражнение не может само собою без помощи другой быть действительно – все сцеплено наподобие Гомеровой (Голяповой?) цепи, у которой кольцы между собою так скованы, что естьли за одно тронуть, то и все последуют, естьли одно кольцо отнять, тогда и вся цепь разрывается. Сие разсуждая, кто может быть столь безразсудным, которой бы науку красноречия изключил из сообщества, бо философическим учением что не скажет, что как красноречие, так и философия между собою суть единодушны и друг другу взаимную услужливостью соответствуют? Кто, наконец, не подтвердит, что учащийся красноречию должен учится и философским правилам, понеже все, как ни находятся в натуре, вещи подлежат философии, то каким образом непросвещенный сим превосходным познанием может быть совершенно искусным оратором, которой о всякой вещи говорить долженствует?

Естьли обстоятельнее вникнуть в природу и свойство красноречия, увидим подлинно, сколь есть важна сама по себе сия наука. Достоинство ея явствует из того, что она сама собою удивительное в людях производит удовольствие, упражняется в описании всяких действий и есть многомощна и величественна, так что с рукоплесканием иногда приемлется и всегда знатных почестей удостоивается. Ибо может ли быть что приятнее и удовольственнее, как мысли человеческие приводить в восторг и восхищение, а сие действие приписывается единственно красноречию. Естьли из вещей, кои оратор имеет своим предметом, разсудить о превосходстве науки красноречия и довольно описать не можно, ибо она важнейшия дела в судах и сенате, в чертогах царских и божественных храмах отравляет, изследывает и охуждает пороки, восхваляет достоинство добродетелей, описывает удобопревратность счастия и о многоразличных вещей переменах слышателям и читателям внушает, предлагает о божественных вещах, возвещает хвалы и законы обнародывает. Кратко сказать, всего, что ни есть в натуре вещей, бывает материею науки красноречия, ибо она столь пространна, что всю природу вещей в своих пределах вмещает, однако ж все вышепомянутая ея достоинства и преимущества произходят и заимствуются по большей части от философии. Ибо философия все причины и начало всех вещей испытывает, самыя сокровенныя таинства их открывает, а красноречие оныя, в лучшей и благопристойной порядок приведши, в великолепных словах слышателям представляет. Философия всему делает определения, а красноречие подробно то описывает; философия разсуждает о свойствах существ, доказывает бытие Божие и высочайшия его совершенства и внушает, что служит к просвещению нашего разума, к исправлению нравов и воли и ко укрощению страстей, и красноречие все сие в слове своем разполагает по приличию отменными и слух наш услаждающи изречениями украшает. Отсюда удобно заключить можно, что как философия без красноречия, так и красноречие без философии не столь бывает действительно, но обе сии науки вместе соединять должно.

Оценка учителя:

«melius f3cere potuisses, si voluisses» (мог бы лучше сделать, если бы захотел» – ср. фамилию ученика, записанную после этой же речи по-латыни на л. 207 об.: Mich3el Nechotenow (Михаил Нехотенов).

Степан Козловский

О необходимости чтения книг