История Русской Церкви (1700–1917 гг.)

С этим мнением Темниковского солидарен историк церковного права П. В. Верховской: если бы в 1906 г. или позже был созван Поместный Собор, то он не смог бы издавать каких–либо законов для Русской Церкви, так как он не имел бы ни законодательных, ни совещательных полномочий. Статья 86 может быть изменена только по инициативе верховной власти, т. е. самого императора [325]

. Однако императорская власть эту инициативу так и не проявила. Все оставалось по–старому. Как и некогда в Московской Руси, внести ясность в эти важные вопросы не стремились. В народном представлении судьба Церкви по–прежнему тесно связывалась с верой в то, что царь правит Божией милостью и что его сердце находится в руце Божией, — верой, которая лишь в редких случаях оправдывалась жизнью. В действительности же существовавшая некогда гармония между Церковью и государством была заменена государственной церковностью, установленной Петром Великим и оформленной позднейшим законодательством. Вот что пишет по этому поводу А. В. Карташов: «Жестокая и стеснительная для церковной свободы система государственного давления на Церковь смягчалась лишь личным благочестием монархов и правительственной поддержкой внешнего престижа, чести Церкви и епископата» [326]

.

Со стороны государства, т. е. императорской власти, Русской Православной Церкви было законодательно предоставлено привилегированное по сравнению с другими христианскими исповеданиями, господствующее положение. Поддержание внешне главенствующей роли православной Церкви имело целью сохранить по политическим соображениям религиозные основы взаимоотношений между Церковью и государством, существовавшие в Московском государстве в качестве византийского наследия. Той же цели служили закрепленная в законе обязательная принадлежность государя к православной вере и ее наглядная демонстрация — церемония венчания на царство. Наряду с государственно–политическими последствиями, из всего вышесказанного проистекали также последствия для Церкви в ее отношении к императору как «царю»: если со времени издания «Духовного регламента» государь считал управление православной Церковью частью государственного управления, а Святейший Синод — органом государственной администрации, то сам Святейший Синод хотя и признавал такое подчинение, но скорее как подчинение лично государю, чем как подчинение государству. Святейший Синод рассматривал личность государя в соответствии с византийской традицией: император становился императором только милостью Божией, и именно из этой богоданности и проистекала его власть по отношению к Церкви. Это убеждение, не всеми, впрочем, разделявшееся, нельзя считать только способом оправдания подчиненности Церкви; скорее здесь давало о себе знать стремление удержать древнерусский взгляд на взаимоотношения между государством и Церковью. И сохранение религиозно–мистического момента во внутреннем строе этих отношений стало важнейшей предпосылкой того, что православная Церковь смогла в период государственной церковности сберечь чистоту своего вероучения.

Хотя государство и проявляло свою власть в церковной области, а Святейший Синод как представитель Церкви ей подчинялся, но границы государственных полномочий здесь, как уже говорилось, не были ясно установлены de jure. Эта неясность оказалась для Церкви в ее противостоянии с государством в одно и то же время и трагичной, и спасительной. Империя не могла и не хотела отрываться от Церкви, Церковь же в ее целокупности также не желала и не могла стремиться к отделению от государства. Империя Петра Великого хотела поставить Церковь на службу государству и скорее преобразовать византийское наследие, чем уничтожить его. Преемники Петра сохранили это подчиненное, служебное положение Церкви, но отказались от идеи надконфессионального христианства в пользу возобновления тесной связи самодержавия с православной Церковью. Петр I, не без влияния Феофана Прокоповича, не придавал особого значения древнерусским религиозно–мистическим воззрениям на отношения между государством и Церковью; однако, несмотря на глубокую секуляризацию народной и государственной жизни, эти воззрения не исчезли. В религиозном сознании русского народа они одержали победу над государством. Народное сознание продолжало настаивать на внутренней связи государя с православной Церковью и постоянном укреплении этой связи в силу освященной традиции. Поэтому–то и приходилось прибегать к византийскому наследию, приспосабливая его к государственно–политическим и церковно–политическим обстоятельствам.

§ 6. Святейший Синод: полномочия и организационные изменения в XVIII–XX вв.