История Русской Церкви. 1700–1917 гг.

На основе данных Центрального статистического комитета за 1890 г. можно составить следующую таблицу:

Земельная собственность приходских церквей в европейской части России:

Пахотная земля	1 164 273 десятины
Луга	234 257
Лес	195 478
Неразделенная промысловая земля	92 550
Непригодная земля, пустоши	143 808
Всего	1 686 558
На Кавказе всего	78 893
В азиатской части России	104 492
Итого	1 896 943
Из них непригодной земли, пустошей	154 366

Эти церковные земли составились из наделов, которые отводило государство приходскому духовенству с 1764 г.

Земельная собственность монастырей и архиерейских домов в европейской части России:

Пахотная земля	122 382 десятины
Луга	70 601
Лес	230 670
Неразделенная промысловая земля	28 308
Непригодная земля, пустоши	69 839
Всего	451 971
На Кавказе всего	24 297
В азиатской части России всего	20 040
Итого	496 308
Из них непригодной земли, пустошей	75 900

Общая площадь церковной земли равнялась 2 360 251 десятине, из них 230 266 десятин — непригодных пустошей. Для сравнения приведем аналогичную таблицу о прочих землях:

Крестьянская земля выделенная	98 452 000 десятин
Крестьянская земля в частной собственности	5 005 000
Дворянское землевладение	73 163 700
Купеческие земли	9 794 000
Государственные земли	155 410 000

Во 2–й половине XIX в. многие крестьяне перешли в купеческое сословие. Среди государственных земель находилось большие площади непригодных пустошей.

Церковные земли оценивались в 116 195 000 руб., а сумма церковных доходов от сельскохозяйственного сектора выражалась в 9 030 000 руб. Соответствующие цифры для монастырских земель составляли 26 595 000 и 1 207 813 руб. [841] О последних трех десятилетиях до 1914 г. имеются лишь неполные данные. Официальная статистика 1905 г. зарегистрировала в 50 губерниях европейской части России 1 872 000 десятин земли, находившейся во владении приходов и 740 000 десятин — во владении архиерейских домов и монастырей.

В четвертом отделении Предсоборного Присутствия Н. Д. Кузнецов представил в 1906 г. доклад с предложением провести запланированную аграрную реформу без отчуждения церковной земельной собственности и оставить монастырям их земли, так как лишь в этом случае они смогут выполнять свои функции [842]. Автор доказывал, что канонические правила не запрещают иметь земельную собственность, и продолжал: «В настоящее время не только невозможно отчуждать недвижимые церковные имущества с какими бы то ни было целями, но эти имущества следовало бы увеличить в интересах более прочного доставления православной Церкви в России нужных средств для ее целей, в которых она терпит недостаток. До сих пор не все церкви наделены еще назначенным им по закону количеством земли, и потому должно позаботиться по крайней мере о пополнении недостающего количества… Церковные имущества в отношении их защиты на суде должны пользоваться правами имуществ казенных» [843]. Отделение выразило свое согласие с этим докладом.

В итоге правительственная политика в области церковных имений привела к следующему результату: после отчуждения церковной земельной собственности и принятия на себя обязательств по содержанию Церкви государство, как то уже бывало в Московской Руси, оказалось вынуждено за неимением достаточных денежных средств снова обратиться к своему земельному фонду и выделить часть его на содержание Церкви. Этот процесс начался уже в ходе земельной ревизии и значительных земельных пожалований приходскому духовенству при Екатерине II. Решение проблемы содержания приходского клира, которое могло бы освободить государство от необходимости пожалований, следовало бы искать в усовершенствовании церковно–общинных структур с их налоговым самообложением. Но деятельность в этом направлении была нежелательна Святейшему Синоду и не приветствовалась им.

В народном сознании монастырское землевладение не вызывало сомнений и протеста. Совершенно иначе смотрели на этот вопрос те, кто исходил из позиций Церкви и идеала монашества. Н. Д. Кузнецов в вышеупомянутом докладе пытался доказать, что канонические правила не запрещают монастырской собственности [844]. Однако практика монастырской жизни в XIX и XX вв. ясно показала, что хозяйственная деятельность монахов разлагающе действует на внутреннюю сторону их киновитской жизни. Лишь немногим монастырям удавалось органически включить сельскохозяйственную и торговую деятельность в распорядок монашеского быта.