История Русской Церкви. Том 2. История Русской Церкви в период совершенной зависимости ее от константинопольского патриарха (988-1240)

Теперь очевидно, что устав Ярославов есть не повторение устава Владимирова, а как бы продолжение его и подробнейшее раскрытие и представляет собою шаг вперед в истории нашего церковно-гражданского законодательства. Святой Владимир определил в своем уставе главные предметы церковного суда в России на основании греческого Номоканона, и если сделал некоторые изменения и дополнения от себя, то согласно с духом того же Номоканона и Моисеевых законов, входивших в состав его. Великий князь Ярослав, кроме того что, опираясь на началах греческого Номоканона, подробнее изложил многие предметы церковного суда, означенные в уставе Владимировом, и присоединил к ним новые, применил еще свой церковный устав к началам гражданского законодательства, действовавшего тогда в России, – разумеем систему выкупов или денежных взысканий за преступления, – и некоторые преступления подчинил суду не только духовной, но и гражданской власти. При таком характере Ярославов устав в приложении мог иметь благотворнейшие действия, нежели устав Владимиров. Преступления семейные и противные чистоте нравов до обращения русских к Христу едва ли и считались за преступления и вообще не преследовались законом, потому для искоренения их в народе, недавно просветившемся святою верою и грубом, когда они подчинены были суду Церкви, недостаточными казались одни меры духовные – епитимии, а необходимы были и наказания внешние; и вот мудрый Ярослав обложил эти преступления денежными пенями. Некоторые преступления, подчиненные суду церковному как нарушавшие правила нравственности христианской и самые уставы Церкви, в то же время были противны и общественному порядку, и благоустройству, и Ярослав для пресечения этих преступлений определил за них сугубые денежные пени в пользу духовенства и в пользу князя, а иногда и казнь гражданскую. Но, с другой стороны, в этом же самом характере устава Ярославова заключалась для него и двоякая невыгода. 1) Будучи применен к системе денежных взысканий, господствовавшей у нас в известное время, он не мог иметь такого обширного, повсеместного и продолжительного употребления в Церкви, как устав Владимиров, не привязанный своим содержанием ни к какому определенному месту и времени: известно, что сама денежная система от дней Ярослава у нас непрерывно изменялась и даже в разных княжествах была различна. 2) Если же оставался по местам в употреблении и после того, как означенная система взысканий вместе с денежною изменилась, то неизбежно должен был подвергаться изменениям и искажениям. Отсюда легко объяснить, почему устав Ярославов встречается гораздо реже в древних Кормчих и других памятниках нашей письменности, нежели устав Владимиров, и почему первый является до того измененным, например в так называемой западной его редакции, что почти невозможно узнать его.

С этой точки зрения довольно удобно разрешаются главные недоумения касательно подлинности Ярославова устава. Он, по-видимому, не имеет ни внутренних, ни внешних признаков подлинности. В содержании его находятся слова, выражения, даже места, которые не мог написать великий князь Ярослав. Но тому и следовало быть, так как устав с течением времени неизбежно подвергался переменам. Впрочем, при всех случайных переменах он мог сохранить в разных списках первоначальную свою основу, которую ныне можно примечать в том, в чем все списки согласны между собою. Внешние свидетельства об Ярославовом уставе довольно редки, даже реже, нежели свидетельства об уставе Владимировом, но и это естественно, так как Ярославов устав не мог находиться в постоянном и повсеместном употреблении. Впрочем, есть свидетельства о существовании его не только в XVI, но и в XV, и даже в XIII в. Странно было бы доказывать целость и неповрежденность известного ныне Ярославова устава, но отвергать его подлинность в самой его основе на основании того, что он дошел до нас измененным, было бы так же несправедливо, как и отвергать подлинность разных греческих узаконении, которые, несомненно, подвергались у нас разным изменениям с практическою целию, как вообще отвергать подлинность всех древнейших произведений нашей словесности, которые чем больше находились в употреблении, тем более потерпели от рук переписчиков.

Церковный устав Ярослава, который мы назвали продолжением и подробнейшим раскрытием устава Владимирова, мог иметь, подобно последнему, общее значение в земле Русской как данный самовластием ее и великим князем. Удельные князья делали частнейшие применения Владимирова устава в своих княжениях по своему усмотрению, по крайней мере, так можно заключать из сохранившихся уставов новгородских князей Всеволода и Святослава.