История Русской Церкви. Том 2. История Русской Церкви в период совершенной зависимости ее от константинопольского патриарха (988-1240)

И если, с другой стороны, на все эти узаконения он положил собственную печать, если даже дополнил их, предоставив духовенству в России новые права, каких в Греции оно не имело, то все это сделал согласно с духом Номоканона или на основании законов Моисеевых, входивших (кроме статьи о десятине) в состав Номоканона. А потому несправедливо было бы утверждать, вопреки ясных слов самого устава об его источниках, будто некоторые статьи его (например, о десятинах, о делах по наследству, о причислении к людям церковным больных, странников, паломников и богоугодных заведений) позаимствованы из Польши и других стран Западной Европы, потому только, что там действительно все эти предметы и лица подлежали суду церковному во дни святого Владимира, хотя мы не отвергаем, что нашему великому князю и его советникам могли быть известными установления Западной Церкви, действовавшие в соседственной Польше.

Приспособленный к потребностям жизни русской, церковный устав Владимиров должен был иметь на нее самое благодетельное влияние. Одни из постановлений этого устава – против волхвований, чародеяний, молений под овином, или в роще, или у колодца прямо направлены были к искоренению в России всех остатков язычества и к утверждению православной веры и Церкви. Другие, определявшие в подробностях отношения семейные, которые прежде для русского язычника были почти вовсе неопределены, и преследовавшие преступления против чистоты нравов, которые прежде едва ли и считались преступлениями и вовсе не преследовались судом, также поручавшие наблюдению духовенства торговые меры и весы, имели целию пересоздать в России семейство, а вместе очистить, возвысить и утвердить все общество, весь государственный быт на новых, христианских началах. Третьи, поручавшие покровительству и попечению Церкви больных, нищих, странников, паломников и предоставлявшие духовенству десятину, между прочим, для содержания больниц, гостиниц, странноприимниц, служили первым началом к учреждению в России богоугодных заведений общественной благотворительности, которые прежде у нас совершенно были неизвестны. Нельзя после этого не сознаться, с какою мудростию при всей кажущейся безыскусственности и простоте составлен первый опыт нашего церковного законодательства. Он с первого раза указывал новоучрежденной Церкви Русской такое положение, в котором она могла действовать с наибольшею пользою и для себя – для своих высоких целей, и для юного, только что установившегося государства, проникать в самую внутреннюю его жизнь, освятить и воссоздать самые основы этой жизни, влить в нее новые стихии.

С церковным уставом святого Владимира снесем теперь некоторые другие свидетельства о тех преимуществах, какими пользовалось наше духовенство вначале. Равноапостольный князь равнялся Константину Великому почитанием служителей Христовых и не только часто советовался с ними, как уставить закон Божий посреди недавно просвещенного народа, но и позволял им давать совещательный голос в делах гражданских. Летописец рассказывает замечательный случай.

Однажды, когда в России умножились разбои, епископы пришли к Владимиру и сказали ему: «Вот умножились разбойники, зачем ты не казнишь их?» Он отвечал: «Боюсь греха». Епископы заметили: «Ты поставлен от Бога на казнь злым, а на милость добрым; тебе следует казнить разбойников, только с испытанием». И Владимир решился отменить древний народный обычай, по которому за разбой взимаема была только вира, или плата, и начал согласно греческим законам казнить злодеев смертию за смертоубийства. Вскоре, однако ж, когда по причине умножившейся рати со врагами потребовались средства для покрытия издержек войны, епископы вместе со старейшинами снова пришли к князю и предложили ему восстановить виры, с тем чтобы они шли на оружие и на коней. Владимир и теперь согласился, сказав: «Да будет так», и стал жить по устроенью отца своего и деда. Нельзя сомневаться, что подобное же значение имело русское духовенство и во дни Ярослава, о котором летописец заметил: «Попы любяше по велику, излиха же черноризцы».