История Смутного времени в России. От Бориса Годунова до Михаила Романова

«Это и было торжеством справедливости и великою почестью для пожалованных», – говорит И. Е. Забелин. Большего, при тогдашних понятиях, царь ничего сделать не мог. «Наперекор желаниям даже самого Государя, – продолжает Забелин, – и Трубецкой, и очень многие другие бояре везде должны были первенствовать пред Пожарским. Однако и то было великим делом, что на коронации он держал по чину третью регалию (принадлежность торжественного царского облачения), весьма знаменательную, державу, яблоко владомое, великодержавное. Первую регалию – корону (шапку Мономаха) держал дядя царя – Иван Никитич Романов, с которым было заспорил о месте Трубецкой, но был остановлен царем, который ему сказал, что, действительно, Романов меньше тебя, Трубецкого, но он мне по родству дядя, и потому быть вам без мест… Трубецкой держал вторую регалию – скипетр.

Спор Трубецкого о месте очень ясно свидетельствует, что здесь люди занимали между собой свои почетные места не по личным заслугам и достоинствам, а по заслугам и достоинству своего рода. Если б Пожарский был великороднее Трубецкого, он занял бы и место почетнее. И не один Трубецкой первенствовал в это время перед Пожарским. Выше его стоял и подручный его воевода по ополчению, боярин Василий Петрович Морозов. Впрочем, несмотря на тесноту от этих пресловутых отеческих мест, смысл подвига Пожарского во время коронации избранного царя выдавался очень наглядно. Во время церемонии Пожарский предварительно был послан за царским саном на Казенный двор, откуда торжественно Благовещенский протопоп нес на блюде крест, диадему и Мономахову шапку; за ним Пожарский нес скипетр, а затем дьяк, будущий казначей, Трахониотов, нес яблоко – державу. Впереди, для чести сана, шел боярин Василий Петрович Морозов, что было почетнее, чем несение скипетра, но знаменательный почет оставался на стороне Пожарского.

Любопытно и то, что этот царский сан первыми выносили на торжество люди Нижегородского ополчения. Когда регалии были отнесены тем же порядком в собор и поставлены посреди храма на налое, тот же Пожарский оставался при них все время для почетного предстояния и оберегания. Таким образом, и на символическом «действе» коронования Пожарский, и он один, первый торжественно поднял давно оставленный скипетр Русского царства, первый принес его к священному торжеству царского постановления, один оберегал царский сан до времени коронования, а потом ему же, не без знаменательного смысла, досталось при священнодействии хранить в своих руках державу того же царства, которая своим символом и обозначала это самое царство.

Нет сомнения, что в этом назначении для Пожарского церемониальных мест руководила царским повелением духовная власть, собравшиеся митрополиты и архиепископы, в числе которых вторым был ростовский святитель Кирилл, миротворец Нижегородской рати от Ярославля до Москвы. Современники, стало быть, очень хорошо понимали значение заслуг Пожарского и искренно выражали ему свою признательность во всех случаях, где этому не служили помехою чины (обряды) и места (теперешние чины)».

Так же смотрели на Пожарского и поляки; ведя через два года посольские переговоры с русскими, они прямо высказывали, что московское боярство «Пожарского в больших богатырях считает».

«Вот почему и мы, потомки, – говорит И. Е. Забелин, – почитаем его главным героем и большим богатырем».

Конечно, таким же героем и большим богатырем навсегда останется в сердцах русских людей, как «выборный от земли», нижегородский посадский человек Козьма Минин Сухорук, так и вдохновивший его своим пастырским словом необоримый и твердый адамант – святейший Гермоген, патриарх всея Русии, ныне причтенный нашею Церковью к лику святых.

Избранием на царство Михаила Феодоровича Романова закончилась Смута, наступившая в нашей земле с угасанием в лице Феодора Иоанновича царского рода из дома Иоанна Калиты.

Смута эта выразилась глубоким потрясением всех основ Московского государства, созданного неусыпными трудами его собирателей по заветам святого митрополита Петра Чудотворца, и разразилась многими великими бедами над землею: население от постоянных ратных дел, разбоев и грабежей, голода и мора должно было сильно уменьшиться в числе и до крайности обеднело, причем жестокая борьба бездомной голытьбы с имущим людом доходила порой до чрезвычайного озлобления.

Вмешательство Сигизмунда III в наши дела, сперва тайное, а затем и явное, вопреки голосу лучших людей Польши, привело к развитию сильнейшей вражды, и притом на весьма долгие годы, между двумя соседними славянскими государствами; при этом, пользуясь наступившей Смутой, в наши пределы вместе с поляками постоянно вторгалось немало и чисто русских людей, уроженцев Западной Руси и запорожских казаков, совершавших братоубийственные наезды на беззащитные московские города и селения.

К концу Смутного времени Смоленская земля оказалась во власти поляков, а Новгородская область – занятой шведами. Царская казна, после хозяйничанья Александра Гонсевского и Федора Андронова, была обобрана дочиста.