История Сочинителя

Не увидел он собственный Новый мир. Только кликушествовал. Не вгляделся в себя, в свои истинные желания. Метался между жанрами, побольше натворить хотел. Революционное движение решил летоописать, обвинить и унизить климов самгиных - тех, в ком шёл беспрерывный мыслительный процесс. Что они - перед "грядущей бурей"!

Всех знал, везде тусовался. Это тоже распыляло Художественность. Бытоописать стал. "Новыми людьми", рабочими-революционерами своё творчество загрязнил.

Утратил Творческое Начало. Оно "ушло" из него ещё до революции. Ибо тогда было столько пытающихся "перетянуть одеяло", чтобы развить свой дерзкий "эмбрион" и заполнить своим творчеством пустоту!..

Блок, Маяковский, Есенин и другие.

Ещё при жизни Толстого и Чехова творческий процесс начал дифференцироваться. Единство нарушилось. Зарождалась русская понятийность, которую философией в классическом понимании трудно назвать, так как образность в ней занимала не последнее место. Вновь активно занялись чистой поэзией. Эксперименты в живописи, музыке, кино - всё это попытки найти новые средства для объяснения Творческого Начала. Казалось жизнь била ключом, но на самом деле все топтались на месте. Этот процесс раздирания ядра Творческого Начала способствовал лишь последним закоулкам освоения языкового пространства. И мало кто делал попытки идти в истинном направлении.

Блок многое "предчувствовал", "пророчил". На самом деле он и символисты - это интуитивная попытка остановить, отклонить "бесовскую стрелу "Достоевского. Направить её разрушительную мощь в другую сторону. В сторону чистых образов и форм. Но каких? Здесь в голове был такой интеллектуальный туман - что кроме фантомов Вечной Женственности и Софии ничего не предлагалось.

Блок настолько запутался, настолько был "изъеден" космическими ритмами, и противоборством со "стрелой Достоевского", что потерял возможность обрести смысловую систему мироздания, что был готов принять социальные перемены за создание Нового мира.

Но хвала ему за то, что он хотя бы противостоял до революции "грязному" творчеству, пытался найти иной путь и принёс себя ему в жертву.

Его поэтическое авторское "я" заполнило его творчество - это была энергия ожившего творческого "эмбриона". Но я уже объяснял, как этот огонь поедает своего носителя. Поэзия есть сконцентрированная сущность Творческого Начала, его "шаровая молния", плазменный протуберанец, выплеснувшийся из солнца гигантских творческих ритмов. Вот почему через поэзию мы наглядно видим гигантскую мощь Творчества, которой невозможно управлять без авторской жертвенности, ибо кто может повернуть вспять энергию взорвавшейся бомбы?..

Все поэты начала века играли с этими "взрывами", как мальчики играют со всем, что бухает и шандарахает.

Это был последний салют русской поэзии и одновременно её похороны, так как всякие формы имеют свои пределы.

Поэзия - это сконцентрированная попытка Сочинительства, ускоренный "ядерный распад", которым нельзя овладеть сознательно.

И если Блока подпитывал интеллект, который давал ему продержаться образованностью и знанием истории, то энергия творчества быстро испепелила дерзнувшего ею владеть Есенина.

Он так был открыт Творческому Началу, что вообще ничего не успел осмыслить. Без общего образования, без исторических знаний - Творческое Начало просто энергия, и если его "эмбрион" начинает развиваться в эдакой безинтеллектуальной (беспонятийной) форме - оно может связываться лишь с наитием в виде вдохновения. Такой поэт становится наркоманом вдохновения, если он не будет к нему подключаться (подпитываться), то скоро погибнет. Наитие же может предложить чаще всего только образ, если нет интеллектуальности. Вот отчего все стихи Есенина так образно написаны. Образ, конечно, имеет понятийность, но как бы не смысловую, а опять же образную. Некая тавтология. Есенин - действительно "последний поэт России", последний кусочек языкового пространства, заполненный Творческим Началом.

Последним мог быть Маяковский, если бы был так открыт и искренен, как Есенин. Маяковский также ухватил космический ритм и был достаточно образован, чтобы образ и понятие переходили друг в друга. Но он соблазнился должностью "трибуна революции". Он отдался государственному служению.

Примечательно, что именно он сделал попытки обрисовать грядущий мир. Пусть социальный, но грядущий и в чём-то фантастический. Правда, при этом он потерял творческий накал, разрушил своё лирическое "я" - и в сущности создал глупость. Но, потерпев крах, остался верен творчеству и не сделался сознательно продажным.

Вообще - эти жертвоприношения Творческому Началу должны были бы в конце концов породить и нового героя, и новый образ, и новые идеи, и новые формы - всё это ушло бы в романные попытки создания Новых миров.