История средних веков

Эйнгард начинает с горделиво высказанного убеждения, что никто, кроме него, не мог бы описать с такой достоверностью все пережитое им и познанное. Деяния Карла он считает великими и едва возможными для своего времени. Но он разъясняет свое пристрастие. «Карл так привязал меня к себе и сделал таким должником и при жизни и за могилой, что я справедливо был бы обвинен в неблагодарности и осужден, если бы позабыл все благодеяния, обошел молчанием все блестящие и знаменитые подвиги человека, сделавшего мне столько добра, как будто бы он никогда не существовал, как будто бы его жизнь не заслуживает ни литературных воспоминаний, ни похвального должного слова». Он сознается, что варвару, недостаточно владеющему латинской речью, слишком трудно браться за такую работу. Сам Цицерон затруднился бы в этом. Казалось, следует ждать восхвалений, но, начиная с четвертой главы, мы убеждаемся, что имеем дело со спокойным, беспристрастным писателем, чуждым увлечений даже при воспоминании о легендарных подвигах великого императора. Он не решается говорить ни о рождении, ни о детстве и отрочестве Карла, потому что для этого нет достаточных сведений. Обратим внимание на это обстоятельство: такое отношение поучительно и для современного историка. Поэтому он начинает прямо с указания на войны, которые не описывает подробно, а только отмечает, заявляя, что будет избегать обозрения внешних событий и остановится на внутренних фактах истории Карла по следующему плану: «Я начну с его внутренней и внешней деятельности, скажу о характере и наклонностях, об управлении и смерти, не опуская в своем повествовании ничего, что заслуживает быть известным и что необходимо знать». У Эйнгарда есть в двенадцатой главе упоминание о славянах. «Славяне по-нашему называются вильцы, по-своему велатабы. В этом походе, в числе прочих народов, следовавших по приказу за королевскими знаменами, участвовали и саксы в качестве союзников, хотя и с притворной, мало искренней покорностью. Причина войны заключалась в том, что ободриты, некогда союзники франков, оскорбляли их беспрерывными набегами, которые не могли быть прекращены одними приказаниями. От Западного океана тянется на Восток залив, длина которого неизвестна, а ширина нигде не превышает ста тысяч шагов, а во многих местах еще уже. По берегам этого залива живет множество народцев, а именно даны, свеоны, которых мы называем норманнами. Они занимают северный берег и все земли по его протяжению. Восточный берег населяют славяне, эсты[240]

и другие различные народы. Между ними первое место занимают велатабы, которым в то время король объявил войну. В один поход, предводительствуя лично войском, Карл так поразил и укротил их, что они перестали отказываться от повиновения». Еще раз в пятнадцатой главе упоминается о славянских племенах в Германии между Рейном и Вислой, Океаном и Дунаем: велатабах, сорабах, богемцах, абодритах. У Эйнгарда есть несообразности: так, по главе двадцать пятой, Карл не умел писать, а по главе двадцать девятой он участвует в составлении грамматики родного языка. В тридцати трех главах «биографии» личность Карла выступает так же рельефно, как в эпосе о Роланде. В этом художественном историке везде видно чувство меры, как и его критика сведений или, точнее, посильное стремление к ней.

Тот же интерес, но с перевесом фантазии наблюдаем у Сан-Галленского летописца. Автор неизвестен; он жил при дворе Карла Толстого (около 880 г.) и изобразил деяния Великого Карла в трех книгах: в первой — предисловие, церковные дела, образование; во второй — войны. Третья же, едва ли не самая интересная книга, где была изображена частная жизнь Карла, утеряна, как и предисловие.