История средних веков

Прокопий обманывал самого себя, когда писал эти последние строки. Он скоро убедился, что при византийских порядках вообще, а особенно при таком самовластном и прихотливом императоре, каким был Юстиниан, не все можно писать, что думаешь. Все писатели должны были изощряться так, чтобы их можно было понимать между строк. Следовало или все хвалить, или молчать. Прокопий поступал именно так; он дерзал обсуждать только действия неприятелей, так как в греческом стане все должно было обстоять благополучно. Он в этих видах в шести книгах в тоне панегирика описал постройки Юстиниана, к которым знаменитый император чувствовал слабость. Но историкрrо domo sua[271]

изготовил небольшое дополнение, в 30 главах, весьма остроумно назвав эти очерки «Тайной историей» или «Анекдотами» (’Ανέκδοτα, «Historia arcana»). Он, конечно, не дождался благоприятного времени для обнародования этой более истинной, а не официально хвастливой «Войны». Рукопись Прокопия в одном из ватиканских списков нашел в XVII в. ученый Алемании и напечатал ее, смутив ученый мир неожиданным открытием памятника, который хотя принадлежал тому же Прокопию, но совершенно в ином виде изображал помпезное царствование Юстиниана. Очень многие, и тогда, и после, восстали против подлинной принадлежности «Анекдотов» Прокопию. Между тем собственные слова историка уничтожали возможность скептического отношения к вновь открытому произведению. «Мне невозможно было укрываться от множества соглядатаев, — объясняет Прокопий в «Анекдотах», — и, в случае, если бы меня уличили, избегнуть ужасной смерти. Я не мог положиться даже и на ближайших родственников; потому-то я и был вынужден скрывать причины событий, рассказанных в предыдущих сочинениях (λόγοις ειρήμενων)»[272]

. Ввиду того, что Прокопий в последнем труде совершенно иначе представляет время и личность Юстиниана, называя его алчным, порочным, грабителем, критики старались в самой истории отыскать нерасположение Прокопия к императору. Из того, что историк был скуп на похвалы Юстиниану, заключали, что нет противоречия между тем и другим произведением. Так объясняли Алеманни и Гиббон. А после доказательств Тойфе-ля и Изамбера колебаниям и сомнениям уже нет более места. «В обоих произведениях одинаковое миросозерцание, тот же фатализм, та же связь вины и кары, те же суеверия, то же изложение, те же обороты, та же погоня за общими местами, тот же слог, только несколько небрежнее в «Анекдотах». В наше время только тот может отвергать подлинность «Войн» или «Анекдотов», кто их не читал»¹

. Прокопий ученый историк. Он тщательно собирает и анализирует свои источники. Он обращается к персам, армянам, евреям; он изучает финикийские древности; говоря о письме Спасителя кАвгару, он замечает, что в таком виде оно «не было известно сочинителям истории того времени»

[273], обнаруживая знакомство с этими теперь не существующими памятниками, современными началу христианства.

Константин Багрянородный (912–959). В период c VII до Х в. последовала реакция входе византийской историографии. Она объясняется тогдашними бурными церковными и политическими событиями того времени, частой сменой императоров, сценами насилия, которые поселяли опасения в рядах тех, кои одни имели возможность взяться за перо. Наконец, сам император стал историком.