История средних веков

Из приведенных мест по отношению к первому русскому походу виден патриотизм Галла, который заставляет его забывать и связь фактов, и историческую истину. Через три главы хронисту приходится себе противоречить. Царство рутенов оказывается вовсе не подчиненным Польше. Война возобновляется. Из дальнейших происшествий мы усматриваем унижение польской гордости. Случилось, что в одно и то же время Болеслав вторгся враждебно на Русь, «король» же рутенов вторгся в Польшу. Не зная о намерении друг друга, оба они остановились лагерем при реке (Буге) каждый на вражеской полосе, на своем берегу реки. «Когда королю Рутенов возвещено было, что Болеслав уже перешел реку и засел с войском на рубеже его государства, думая окружить короля, как зверя, тенетами, он, говорят, приказал передать ему такие горделивые слова: «Болеслав не хотел быть окруженным, как свинья в болоте, моими собаками и охотниками». На это король Польши ответил: «Хорошо, ты назвал меня свиньей в болоте; потому я омочу ноги моих лошадей в крови твоих охотников и собак, все равно — вождей или воинов, и опустошу землю твою и города, как дикий кабан». Когда противники обменялись этими словами, то на следующий день все ждали битвы. Вдруг прославленный Болеслав откладывает сражение до назначенного другого дня, а в этот день приносит в жертву бесчисленное множество животных, которые приготовляются по обычаю к столу следующего дня. Когда все повара, служители и войсковые гости собрались на берегу реки для очищения мяса и внутренностей животных, они насмехались с другого берега над рутенами и оруженосцами их и возбуждали их к гневу постыдными словами. Те же ничего не отвечали на обиды. Тогда стали бросать перед их глазами внутренности животных. Когда же рутены, все более и более подстрекаемые оскорблениями, стали тревожить их стрелами, воины Болеслава, отпустив всех животных, которых они имели, переправились через реку в самую полночь и восторжествовали над всем множеством рутенов. Болеслав и прочее воинство, смущенное криком и шумом оружия, разузнавали, что случилось. Узнав причину этого переполоха, не понимая, сделано ли это из усердия или случайно, они, выстроившись, бросились со всех сторон на врагов; но не имели ни славы победы, ни потери крови. Так велико было число воинов, переходящих реку, что снизу представлялась не вода, а сухое пространство. Говорят, что это составляет безделицу из его войн».

Даже и тут патриотизм заставляет Галла извратить факт. О последствиях войны приходится догадываться и читать между строк.

Викентий Кадлубек († 1222) и его продолжатели. Краковский епископ, Викентий Кадлубек (Kadlubko),

как называют его от испорченного онемеченного отчества (Богуслав, по-немецки Gotllob), столетие спустя сократил и продолжал Галла до 1203 г., придерживаясь того же хвалебного направления в оценке событий. Он придал повествованию о героическом периоде польской истории такую законченность, что легенды поэтического характера слились с действительной историей. В стилистическом отношении латинский рассказ Кадлубка превосходит Галла[280]. Не без основания его хроника стала школьной книгой, по которой польское молодое поколение XIV–XVI веков — эпохи могущества Польши — училось латыни и истории. По выражению Цейсберга, Кадлубек был основой обучения и предметом комментариев.

Рассказ Викентия послужил источником для позднейших польских хронистов до нового времени, как-то епископа Познанского Богухвала

(† 1265), составившего польскую хронику до 1253 года[281], его казначея Годислава Балико

(† 1272)[282], продолжавшего последнего до 1571 г. в том же духе, а также Дзежвы, от которого дошли только отрывки.