История сыска в России, кн.1

В летнем театре сада Тиволи в антракте князь остановился у дверей, разговаривая со знакомыми. Качура дважды выстрелил, но промахнулся. При аресте он ещё успел ранить харьковского полицмейстера. В кармане у Качуры нашли конверт с надписью «Приговор харьковскому губернатору князю Оболенскому». Там говорилось: "Лишённая в силу условий русского государственного режимам возможности сместить и призвать к общественному суду князя Оболенского за все совершенные преступления, глубоко возмущённая наглым вызовом, брошенным всей мыслящей и трудящейся России Николаем II, выразившим князю Оболенскому за его расправу над крестьянами высочайшую благодарность, «Боевая организация» находит себя вынужденной выполнить лежащий на ней гражданский долг и сместить князя Оболенского, как поддерживаемого царём, единственным, оставшимся в её распоряжением средством – смертью. Приведение в исполнение приговора поручается члену «Боевой организации».

Это все было написано самим же Качурой под диктовку Гершуни. Тот понимал, что эта бумага будет цитироваться газетчиками, и оттого мнение о значимости партии эсеров будет возрастать в обществе.

Качура сперва запирался, но потом покаялся в содеянном и рассказал, что знал.

Гершуни тем временем поехал в Москву, где на квартире инженера Зауера встретился с Азефом. Они прожили там три дня, и поговорить двоим упырям, видимо, было о чем. Именно тогда Гершуни передал Азефу все явки и связи по «Боевой организации». Тогда же они наметили убийство уфимского губернатора Богдановича, которого либеральные круги осуждали за усмирение златоустовских беспорядков. Азеф поехал в Уфу и там нашёл исполнителя – местного железнодорожного рабочего Дулебова, который и застрелил вышедшего на прогулку Богдановича. Дулебову удалось скрыться, он потом принимал участие в покушении на великого князя Сергея.

Гершуни уже был известен полиции. Его искали. Министр внутренних дел Плеве даже однажды вызвал Зубатова и показал ему фотографию Гершуни на письменном столе, сказав, что она будет украшать кабинет, пока террориста не найдут. Приметы были разосланы всюду. По вокзалам то и дело задерживали похожих людей.

В Киеве полиция «засекла» конспиративную квартиру фельдшерицы Розы Рабинович, где уже Гершуни бывал. Установили наблюдение.

И вот агент-провокатор Розенберг, по кличке Конёк, сообщил, что местным комитетом получена какая-то телеграмма, после чего члены комитета пришли в необыкновенное волнение.

Полиция обратилась в почтовое ведомство. Телеграмма была послана в адрес Рабинович. Добыли и копию телеграммы: «Папа приедет завтра. Хочет повидать Федора. Дарнициенко». Полиция определила так: папа – это, возможно, Гершуни, Федор – один из эсеров, а Дарнициенко – место встречи, станция Дарницы.

За эсерами усилили наблюдение. На станциях Киев-1, Киев-2, Дарница и Боярка дежурили филёры с револьверами. Все они были решительные люди, из запасных унтер-офицеров.

Гершуни в этот раз ехал из Саратова в Смоленск, а оттуда за границу.

Вечером на станции Киев-2 филёры увидели вышедшего из поезда хорошо одетого господина в фуражке инженера с портфелем. Вроде бы он! – но уверенности не было. Поезд ушёл, а господин нагнулся, будто бы поправляя шнурки на ботинках, а на самом деле оглядываясь по сторонам. «Наш, – сказал один из филёров, – глаза его, с косинкой».

Они были одеты по-разному, и купцами, и богомольцами. Гершуни подошёл к ларьку с минеральными водами и стал пить. Рука дрожала.

Его скрутили и повезли в участок. Гершуни говорил, что это недоразумение, что полиция ошиблась.

Но дадим слово начальнику Киевского охранного отделения А.Спиридовичу: