ИСТОРИЯ ТЕЛОХРАНИТЕЛЯ

Случайно узнав о том, что заговорщики намереваются отравить главу клана, Матахатиро убил человека и бежал из родных мест. Но, даже поселившись в Эдо, он должен был опасаться тайных убийц, которых засылал старший самурай Танго Отоми. Из-за этого он с самого начала запретил себе пить сакэ по вечерам.

Но по прошествии почти двух лет ронинской жизни он заметил, что то ли из-за перемен в клане, то ли еще почему-то, но убийцы больше не появлялись. И незаметно для себя ослабил бдительность. А ведь попадись он вчера такому убийце, зарезали бы, не моргнув глазом. По большому счету, нет ведь никаких доказательств того, что Отоми отказался от мысли его уничтожить.

Матахатиро встал, свернул тюфяк и, отбросив его к стене, вышел из комнаты. Осеннее солнце слепило так сильно, что голова шла кругом. Подойдя к уличному колодцу, которым уже почти никто не пользовался, Матахатиро умыл лицо.

«Нельзя было позволять ей нас угощать».

Мало того, что двое крепких, здоровых мужчин позволили женщине затащить себя в какое-то странное место, так они еще и веселились за ее счет. Это было верхом безумства. Хотя, похоже, что и в корчме за всех платила тоже она. «Что Хосоя, что я — как низко мы пали за последнее время», — думал Матахатиро, глядя в безоблачное синее небо. Ясное до самых глубин, без единого облачка это небо будто нарочно стыдило его за все пороки.

Исполненный покаянных мыслей, с низко опущенной головой он вернулся к порогу своего дома.

— Ой, сударь! — окликнула его жена соседа Токудзо.

Намереваясь устроить большую стирку, она прижимала к груди огромный ворох белья. Соседи привыкли, что Матахатиро всегда выходил из дому ранним утром, поэтому, увидев его слоняющимся по улице в предполуденный час, жена Токудзо удивилась и спросила:

— У вас сегодня выходной?

— Нет, не выходной. Просто я вчера принял лишнего и проспал, — ответил Матахатиро, кулаком постукивая себя по затылку. Голова по-прежнему нестерпимо болела.

— Да ну! На вас это так непохоже…

Жена Токудзо была толста, как бочка, и к тому же мала ростом, поэтому ее лицо почти полностью скрывалось за охапкой грязного белья — торчали только глаза и нос. Глядя в эти круглые глаза, Матахатиро спросил:

— Послушайте, хозяйка, у вас не осталось немного вареного риса?

— Есть чуть-чуть, правда, он уже остыл.

— Вы не угостили бы меня? Я потом верну.

— Да что вы, сударь, не стоит так беспокоиться. Вот только к рису-то у меня ничего и нет, кроме маринованных овощей да супа из мисо.[66]

— Ничего, и на том спасибо, — ответил Матахатиро.

Наскоро перекусив, он почувствовал, как к нему снова вернулось обычное расположение духа. А подогретый суп из мисо с редькой и вовсе показался ему верхом совершенства. Поблагодарив жену Токудзо, которая, раскорячив ноги, стирала белье возле колодца, Матахатиро отправился на службу.

Шагая по тракту Сэндзюкайдо, он миновал ворота Асакуса и перешел через мост Рёгоку. По сверкающей на солнце ряби реки Сумидагава неугомонно сновали лодки. Смешавшись с людской толпой, Матахатиро шел, ощущая, как солнце припекает спину и плечи. Но, несмотря на яркое сияние, осенние лучи не обжигали. Голубое небо сливалось с голубыми водами реки. Легкий ветерок, время от времени прилетающий из-под моста, уже дышал зябкой прохладой.

Свернув с моста направо, он вышел на берег канала Татэкава. По пути прошел мимо закусочной, в которой вчера вечером пьянствовал с Хосоей и женщиной по имени О-Рин.

«Успел ли он сегодня на причал?» — с раскаянием подумал Матахатиро, представляя себе лицо Хосои. Он вспомнил, как, услышав пение О-Рин, Хосоя, не желая ей ни в чем уступать, сиплым голосом и, похоже, на собственный мотив затянул какую-то деревенскую песню из родных мест. «Не иначе, спит сейчас у себя дома с похмелья. Уши заткнул и спит», — подумал Матахатиро.

По берегу канала Татэкава он пошел через квартал Аиои, как вдруг, не доходя до Второго моста, невольно замедлил шаг. На улице он увидел человека, которого вчера в сумерках, обознавшись, окликнул Хосоя. Того самого, похожего на Ёгоро Кандзаки.

Человек стоял возле лавки, на которой красовалась вывеска «Подержанное хлопчатобумажное платье — Рис». Лавка была разделена на две части: в одной велась торговля одеждой, а другая была заставлена мешками с соевыми бобами и красной фасолью, рядом с которыми громоздились горы хурмы, груш и других осенних даров природы. Стоя перед входом, мужчина беседовал со своим соседом по лавке, который, по виду, был его ровесником.

Вчера вечером Матахатиро не обратил на него особенного внимания, но сейчас, рассмотрев при дневном свете, вспомнил, что действительно раз или два уже видел его в доме у Нагаэ. Он запомнил тонкое лицо с выступающими скулами, худощавую фигуру и изящные манеры. Однако что бы там ни говорил Хосоя, мужчина этот выглядел, как обычный мелкий лавочник.

А вот в его собеседнике определенно было что-то необычное.