История Трейси Бикер

Я же говорила – иногда я вру. Так интереснее. Ну что хорошего писать о том, чем я занималась на самом деле? Ну, бродила два часа по городу, и мне становилось все тоскливее и тоскливее. Делать было совершенно нечего, только сидеть на автобусной остановке и притворяться, как будто ждешь автобуса. Скука страшная. Я пробовала придумывать, куда бы я могла поехать, но от этого совсем грустно стало, потому что я начала думать про Уотфорд. Мама говорила, что она там живет. И вот я в прошлом году накопила денег (потом из-за этого тоже были неприятности, потому что я их взяла в долг, не спросив разрешения) и заранее изучила весь маршрут, где на какие поезда и автобусы садиться и так далее, и поехала к маме в гости. Хотела устроить ей чудесный сюрприз. Только сюрприз получился для меня, потому что мамы там не было. Люди, которые жили в том доме, сказали, что она полгода назад переехала, и где она сейчас, они понятия не имеют.

Чтобы ее снова найти, придется объявлять общенациональный розыск. Можно каждый день ездить на другом автобусе и все равно за всю жизнь так ее и не найти. Трудно искать, когда никаких подсказок нет.

Я все еще сидела, скрючившись, на остановке, и тут подъехал знакомый белый микроавтобус. Это Майк за мной приехал. Майк вместе с Дженни за нами присматривает. Он жуткий зануда. Почти никогда не ругается, зато без конца зудит про ответственность, правила и другую скучную чепуху.

Пока мы доехали до детского дома, у меня уже уши завяли его слушать, а тут Дженни пришла ко мне в комнату и тоже начала. Она почему-то решила, что это я сломала Жюстине будильник, хотя никаких доказательств у нее не было. Я ей так и сказала, а она все долбит свое, это просто нечестно. Сказала, что мне станет легче, если я сознаюсь, а потом пойду извинюсь перед Жюстиной. Я сказала, что это несерьезно. Не собираюсь я извиняться, и ни капельки я не жалею, и вообще я не ломала ее противный будильник.

Может, это даже и правда. Я же не знаю на сто процентов точно, что это я его сломала. Ну, зашла я в ее комнату, пока Жюстина была в уборной, и взяла будильник, просто посмотреть. Она все уши нам про него прожужжала, а все потому, что этот дурацкий будильник ей папа купил. Она так хвастается своим папой, а он ее не навещает почти и всего один раз подарок подарил – этот самый тупой жестяной будильник. Вот я и хотела посмотреть, что в нем такого особенного. Оказалось – ничего. Наверняка папа Жюстины его на дешевой распродаже купил. И сделан-то халтурно – я только чуть-чуть покрутила винтики, чтобы Микки-Маус завертелся вместе со стрелками, и вдруг в будильнике что-то зажжужало, потом звякнуло, и стрелки отвалились, а Микки-Маус тоже упал и лежит, лапки кверху. Помер, значит.

Может, он и так уже был при последнем издыхании. Стрелка, наверное, и сама бы отвалилась, когда Жюстина стала бы часы заводить.

Не буду извиняться, ни за что.

Почему-то заснуть никак не получается.

Попробую считать овец…

Все равно не могу уснуть. Уже глухая ночь, настроение совсем никакое, и я все время думаю о маме. Вот бы она приехала и забрала меня. Хоть бы кто-нибудь меня отсюда забрал! Почему у меня никак не получается найти себе хороших приемных родителей? Тетя Пегги и дядя Сид были совсем противные, но это по крайней мере было видно с самого начала. Тетка, которая шлепает детей и заставляет их есть лягушачью икру вместо сладкого, явно не идеальная родительница. А вот когда Жюли и Тед меня взяли к себе, я уже думала, что теперь все будет хорошо, мы с ними будем жить долго и счастливо и я наконец-то стану златокудрой принцессой, а не Румпельштильцхеном.

Сначала они были просто замечательные, Жюли и Тед. Я их с самого начала так звала. Они не хотели быть какими-то нудными «дядей» и «тетей». А Жюли не хотела, чтобы я звала ее мамой, потому что у меня настоящая родная мама есть. Когда она это сказала, я ее зауважала просто очень сильно. Конечно, я не совсем так представляла себе шикарную приемную маму. У Жюли длинные, не особенно густые каштановые волосы, она носит бесформенную одежду какого-то невнятного цвета и сандалии, а Тед с виду тоже хлюпик – в очках и с бородой, в каких-то смешных башмаках, но я думала, что этим людям можно доверять. Ха!

Мне казалось, мы отлично уживаемся, хотя они иногда бывали очень строгими насчет сладкого и ужастиков и не разрешали поздно ложиться спать. А потом Жюли стала носить платья еще просторнее и все время валялась на диване, а у Теда глаза за очками стали какие-то мечтательные. Я чувствовала: что-то за этим кроется. Спросила их прямо, а они переглянулись и говорят, мол, все как всегда и все хорошо, и я поняла, что они врут. Что-то было совсем не хорошо.