История цивилизации в Европе

Итак, три великие революционные партии последовательно остановились во главе движения и старались управлять страною по своему разумению и по своей воле, и ни одна из них не имела успеха в этом деле. Все три потерпели совершенную неудачу и окончательно растратили свои силы. «Тогда, – говорит Боссюэ, – появился человек, который ничего не предоставлял случаю и по возможности все извлекал из-под власти судьбы, расчетом и предусмотрительностью», – выражение в высшей степени ошибочное, опровергаемое всеми фактами истории. Никогда и никто больше Кромвеля не полагался на свое счастье, никогда и никто не рисковал больше чем он, не подвигался вперед с такою отвагой, без намеренья, без цели, но с полной решимостью предаться судьбе, куда бы она ни повела его. Безграничное честолюбие, удивительное умение извлекать из каждого дня, из каждого обстоятельства какую-либо новую выгоду, искусство пользоваться случаем, без всякого притязания управлять им, – таковы отличительные свойства Кромвеля. Он достиг того, что может быть никогда не удавалось подобным людям: он умел приноровиться ко всем самым разнообразным фазисам революции; сначала предводитель восстания, поборник анархии, самый горячий из английских революционеров, – потом человек антиреволюционной реакции, восстановленного порядка, новой общественной организации. В нем одном совместились все роли, которые в течение революции обыкновенно разделяются между величайшими деятелями ее. Нельзя сказать, чтобы Кромвель был Мирабо: ему не доставало красноречия, при всей своей деятельности, он ничем не отличился в первые годы долгого парламента. Но он был последовательно Дантоном и Бонапартом. Он больше всех содействовал низвержению власти, и он же восстановил ее, потому что никто, кроме него, не сумел овладеть и воспользоваться ею. А между тем правительство было необходимо; он имел успех там, где все терпели неудачу, – и вот его право на владычество. Сделавшись главою правительства, этот человек, до тех пор столь ненасытно честолюбивый, постоянно стремившийся вперед, с неизменным счастьем и с твердым намерением никогда не остановиться, – обнаружил такой здравый смысл, такое верное понимание возможного и невозможного, что обуздал самые сильные страсти свои. Он питал чрезвычайное влечение к абсолютной власти, страстное желание возложить на себя корону и передать ее своему семейству; но он отказался от последнего намерения, потому что своевременно увидел его опасность. Что касается до абсолютной власти, то хотя он и пользовался ею на самом деле, но всегда понимал, что она противна духу времени, что революция, в которой он принимал участие, за которою следил во всех ее фазисах, была направлена против деспотизма, и что неизменное желание Англии – быть управляемою посредством парламента и с соблюдением парламентарных форм. Вот почему он сам – деспот и по природе, и на деле – решился поставить рядом с собою парламент и разделить с ним управление Англиею. Он обращался последовательно ко всем партиям; он пытался составить парламент из религиозных энтузиастов, из республиканцев, из пресвитериан, из офицеров армии. Он употреблял все меры, чтобы образовать парламент, который имел бы желание и силу действовать за одно с ним самим. Но усилия его были тщетны; каждая партия, призванная заседать в Вестминстере, старалась исторгнуть из его рук правительственную власть и, в свою очередь, присвоить себе господство над страною. Конечно, первою мыслью Кромвеля были его различные выгоды, личные страсти. Тем не менее если бы он отказался от власти, то на другой день он без сомнения был бы вынужден снова принять ее. Никто, кроме Кромвеля, не мог в это время управлять с некоторою правильностью и справедливостью: ни пуритане, ни роялисты, ни республиканцы, ни офицеры. Это было доказано событиями. Невозможно было предоставить парламентам, т. е. партиям, заседавшим в парламентах, власть, которую они не могли удержать за собою. Таково было положение Кромвеля: его правительственная система, по собственному убеждению его, не соответствовала желаниям страны; необходимость его власти была очевидна, но она никем не признавалась добровольно. Ни одна партия не видела в его господстве окончательного правительства. Роялисты, пресвитериане, республиканцы, самая армия, т. е. партия, по-видимому, всего более преданная Кромвелю, – все были убеждены, что управление его не что иное, как переходное состояние для Англии. В сущности, он не властвовал над умами, он всегда был крайним, за неимением лучшего, средством, временною необходимостью. Протектор, неограниченный повелитель Англии, принужден был постоянно и всеми силами заботиться об удержании за собою власти; ни одна партия не могла заступить его место в правительстве, но все одинаково чуждались его, все одновременно угрожали ему.