По существу, учение Конфуция носит характер аристократический. Он придавал такое же большое значение личному поведению, какое Гаутама придавал уничтожению желающего «я», греки — познанию внешнего мира, а евреи — праведности. Изо всех великих учителей человечества он был наиболее общественно настроен. Он скорбел о смутах и зле, царивших в мире, и хотел сделать людей благородными для того, чтобы облагородить мир. Он хотел регулировать поведение каждого человека до мельчайших подробностей, установить правила, как вести себя в каждом данном случае в жизни. Учтивый, общественно настроенный человек, полный сурового самообладания, — таков был идеал, уже зарождавшийся среди населения Северного Китая, и который был им определенно установлен.
Учение Лао-цзы, долгое время заведовавшего императорской библиотекой во времена династии Чжоу, носило гораздо более мистический характер и было более туманно и неопределенно, чем учение Конфуция. Он, по-видимому, проповедовал стоическое безразличие к наслаждениям и мирским благам и возвращение к простоте жизни, будто бы царившей в далеком прошлом. Он оставил нам сочинения, стиль которых отличается сжатостью и туманностью. Он писал загадками. После его смерти его учение, подобно учению Гаутамы Будды, было искажено и загромождено различными легендами, изуродовано сложнейшими и необычайными обрядами и всякими суевериями. В Китае, так же, как и в Индии, первобытная вера в колдовство и в чудовищные легенды, возникшая в дни младенчества нашей расы, вступила в борьбу с новым образом мыслей и привила ему различные придатки в виде причудливых, иррациональных, устаревших обрядов. Как буддизм, так и даосизм (религия дао, которая приписывается в большей своей части Лао-цзы) в том виде, в котором они сейчас существуют в Китае, являются религиями монахов, храмов, священников и жертвоприношений, столь же древними по типу, если не по идее, как основанные на принесении жертв религии древней Шумеры или Египта. Но учение Конфуция не было так усложнено, потому что оно было более ясным, ограниченным и прямолинейным и не давало почвы для подобных искажений.
Население Северного Китая, т. е. обитатели бассейна реки Хуанхэ, стали, по мысли и по духу, конфуцианцами. Южный Китай, т. е. местности, лежащие по течению реки Янцзы, сделался центром религии Дао. С тех пор во всех событиях жизни Китая мы можем проследить конфликт между духом севера и духом юга, между (в позднейшие времена) Пекином и Нанкином, между официально мыслящим, прямолинейным и консервативным севером и скептическим, изнеженным, артистически настроенным, готовым на всякие опыты, югом.
Раздоры в Китае, начавшиеся в смутное время, достигли крайних своих пределов в VI столетии до Р. X. Власть династии Чжоу была так ослаблена и настолько утратила доверие народа, что Лао-цзы покинул злополучный двор и вернулся к частной жизни.
В это время наибольшим влиянием пользовались три номинально зависимые государства — Ци и Цинь в северной области и Чу — военная держава, питавшая агрессивные стремления, — в долине Янцзы. В конце концов, Ци и Цинь образовали союз, покорили Чу, обезоружили весь Китай и установили повсюду мир. Господство Цинь стало преобладающим. Позднее, как раз во времена владычества Ашоки в Индии, монарх Цинь захватил жертвенные сосуды императора Чжоу и присвоил себе обязанности верховного жреца. Его сын Ши-хуанди (стал царем в 246 до Р. X. и императором в 220 до Р. X.) в китайских хрониках называется «Первым Императором всего мира».
Более счастливый, чем Александр, Ши-хуанди царствовал тридцать шесть лет в качестве царя и императора. Его энергичное правление знаменует собой начало новой эры объединения и благополучия китайского народа. Он вел упорные войны с гуннами, совершавшими набеги из северных пустынь, и начал грандиозное сооружение — Великую Китайскую стену, — чтобы оградить страну от их вторжения.
ГЛАВА 31. РИМ ВЫСТУПАЕТ НА АРЕНУ ИСТОРИИ