Но на протяжении четырех веков промежутка между началом завоеваний республики богатых людей и эпохой упадка империи, последовавшего после великой чумы, в положении рабов произошли значительные перемены. Во II веке до Р. X. военнопленных было множество, нравы были грубые и жестокие; раб не имел никаких прав, и едва ли существовало какое-нибудь оскорбление, которому в это время не подвергался бы раб. Но уже в 1 веке после Р. X. произошло значительное улучшение в той позиции, какую римская цивилизация заняла по отношению к рабству. Пленные уже не доставлялись в таком изобилии, и рабы стали дороже. И рабовладельцы стали понимать, что выгода и удобства, которых они могут ожидать от своих рабов, находятся в прямой зависимости от возрастания у этих несчастных чувства самоуважения. Кроме того, повысился нравственный уровень общества и заговорило чувство справедливости. Более высокая нравственная культура Греции смягчила древнюю суровость римлян. Были положены некоторые пределы жестокости хозяев: господин уже не имел права продать своего раба для борьбы со зверями, рабу дали право собственности на то, что называлось его «peculium», рабам стали платить жалованье в виде поощрения, браки рабов получили признание. Многие формы земледелия не требовали массового участия рабочих или требовали его только в определенное время года. В тех областях, где преобладали подобные условия, раб превращался в крепостного, платившего своему господину часть своих земледельческих продуктов и работавшего на него только в определенное время.
После того, как мы поймем, какую существенную роль играло в течение первых двух веков после Р. X. в этой великой Римской империи, говорившей на латинском и греческом языках, рабство, и как незначительно было меньшинство, жизнь которого протекала свободно, без всяких унижений, нам становятся ясны причины ее упадка и гибели. Семейная жизнь, в нашем смысле этого понятия, почти не существовала в Риме; редки были семьи, ведшие умеренный образ жизни; умевших мыслить и учиться было мало, и они были на большом расстоянии друг от друга. Нигде нельзя было встретить ни свободной воли, ни свободного ума. Большие дороги, развалины великолепных зданий, традиции законности и власти, которые оставил Рим на удивление и в назидание последующим поколениям, — все это не должно закрывать от нас истину, что весь его внешний блеск построен был на подавлении чужой воли, на порабощении интеллекта, на извращении и подавлении многих желаний. И даже то меньшинство, которое господствовало над этим обширным царством покорности и принудительного труда, в душе не имело ни счастья, ни спокойствия; искусство и литература, наука и философия, являющиеся плодом свободного и счастливого духа, бледнеют и вянут в подобной атмосфере. Было много копирования и подражательности, много талантливых ремесленников искусства, много рабского педантизма среди ученых рабов, но за весь четырехсотлетний период вся Римская империя не создала ничего, что можно было бы поставить наравне со смелой и благородной умственной деятельностью сравнительно маленького города Афин — в течение единственного века его величия. Под римским владычеством Афины пришли в упадок. Наука в Александрии также перестала процветать. Самый дух человека, казалось, обессилел в эти дни.
ГЛАВА 36. РАЗВИТИЕ РЕЛИГИИ В РИМСКОЙ ИМПЕРИИ
Душа человека, жившего во времена этой греко-римской империи первых двух веков христианской эры, должна была вечно чувствовать себя обманутой и истерзанной. Везде царили насилие и жестокость, везде проявлялись гордость и тщеславие, но чести нигде не было; отсутствовала чистота и прочное счастье. Несчастных презирали и угнетали, счастливые чувствовали себя неуверенно и лихорадочно стремились к наслаждениям. В большинстве городов вся жизнь сосредоточивалась на возбуждении, вызываемом кровавыми играми арены, где люди и дикие животные боролись, мучили и умерщвляли друг друга. Развалины амфитеатров являются самыми характерными остатками Рима. Игры задавали тон жизни. Тревожное состояние человеческой души выражалось глубоким религиозным смятением.