История Венеции

Манин опять берет в свои руки бразды правления, однако и с суши, и с моря город уже блокирован австрийскими войсками, а Европа и Италия, несмотря на отчаянные призывы о помощи, бросают венецианцев на произвол судьбы. Плохо вооруженные, плохо подготовленные, уступающие противнику в численности, венецианские солдаты при поддержке волонтеров, прибывших из других областей Италии, мужественно обороняются. Население не отступает ни перед голодом, ни перед бомбардировками, ни перед эпидемией холеры. Венецианцы капитулируют только 22 августа. Манин и Томмазео и с ними еще тридцать восемь других лидеров отправлены в ссылку; многие их сограждане готовы разделить их участь. Вторая и последняя Венецианская республика в гордом одиночестве сражалась до последнего.

26 августа эрцгерцог Сигизмунд от имени императора вновь занимает город. Несмотря на объявление закона военного времени и попытки оккупантов установить контакт с населением, горожане держатся настороженно и продолжают втайне устраивать заговоры, часть которых была раскрыта, и в 1851–52 гг. состоялись казни заговорщиков. 11 июля 1859 г. перемирие, подписанное в Виллафранке между Наполеоном III и Австрией, нисколько не изменило положения Венеции. Только очередная партия венецианцев покинула берега лагуны, отправившись в ссылку.

Культурная жизнь в первой половине XIX столетия

Если сравнивать культурную жизнь Венеции 1800–50 гг. с Миланом, Турином, Флоренцией или Неаполем, она вполне может показаться серой и ущербной.

Город превращается в «столицу старой книги»: Венеция продолжает издавать книги и газеты, однако все они обращены в прошлое и проникнуты духом провинциализма. Какими бы талантами ни обладал переводчик «Одиссеи» и поэт Пиндемонте, он, как и другие писатели его поколения, уроженцы Венеции и Венето, проявляет «неспособность или нежелание оказывать воздействие на новый политический и культурный контекст» (Аллегри). Даже Томмазео (1802–74) при всем своем мужестве, выказанном им во время событий 1848 г., и опыте, приобретенном в Милане, Флоренции и Пизе, смог предложить венецианским революционерам только возврат к мифическому и призрачному космополитизму.

Примечательны пути, избранные Уго Фосколо (1778–1827) и Ипполито Ньево (1831–61): первый покидает Венецию ради Милана, второй оставляет Венецию ради Италии.

Прибыв в 1792 г. в Венецию с острова Закинф, почти — по его собственным словам — не зная итальянского, Фосколо начинает посещать литературные салоны и кружки. Вскоре он проникается революционными идеалами, пишет оду «Новым республиканцам» и сонет, где осуждает нейтралитет Венеции. В 1798 г. он представляет трагедию «Фиест», снискавшую значительный успех. Однако заложенный в ней политический заряд вынудил его бежать в Болонью. Вернувшись в Венецию вместе с французами (отчего сограждане прозвали его «поэтом-якобинцем») после заключения Кампоформийского мира, Фосколо вскоре окончательно покидает город. В Брешии он публикует свою поэму «Гробницы» (Sepolcri), в 1809 г. выступает с речью в университете Павии и там же затем читает целый курс об этической и политической миссии, которую предстоит взять на себя итальянским писателям.

В романе «Исповедь итальянца» (опубликованном в 1867 г., после смерти автора) Ньево рисует мрачную картину Венеции: «О Венеция, о древняя матерь свободы и мудрости… Когда я вновь увидел тебя, облаченную в погребальный саван, увидел тебя, прекрасную и величественную, в объятиях смерти, когда почувствовал, как леденеет твое сердце, и услышал, как на губах твоих угасает последний вздох, буря боли, отчаяния и угрызений совести взметнулась в пылкой душе моей… Я ощутил ярость изгнанника, скорбь сироты, муки отцеубийцы!» Тернистый путь героя романа начинается в период упадка Венеции, а завершается в борьбе за единую Италию. «Я родился венецианцем, но умру итальянцем» — такова, по собственному признанию Ньево, судьба его самого и его героя, символизирующего эволюцию, которую претерпела венецианская интеллигенция на протяжении XIX столетия.

Отъезд в 1781 г. в Рим Антонио Кановы является примечательным свидетельством перемещения венецианских людей искусства ближе к центрам художественной активности, соответствовавшим новым эстетическим идеалам. Неоклассицизм, получивший бурное развитие и ставший своего рода международным языком искусства, одновременно стал отрицанием специфики венецианского искусства. Иностранная оккупация также не могла не способствовать стиранию специфических особенностей местной культуры.