История византийских императоров. От Юстина до Феодосия III

В другом послании он ещё дальше развивает эту тему: «Разве следовало Апостольскому престолу предпочесть решение округа Гераклеи, — я имею в виду понтифика Константинопольского, — или решение каких-либо иных епископов, которых необходимо созвать к нему, либо из-за него, когда епископ Константинопольский отказывается предстать перед Апостольским престолом, являющимся первым престолом? Этот епископ, даже если бы обладал прерогативой митрополии или числился среди (главных) престолов, всё равно не имел права игнорировать решение первого престола»[794]. По этой причине Геласий утверждал, что для суда над Константинопольским патриархом Акакием не требует созывать Вселенский Собор, как над епископом любой из Апостольских престолов. Вполне достаточно, что его осудил Римский епископ[795]

.

Вопреки исторической правде, папа Геласий заявляет, что Халкидонский Собор был созван папой св. Львом Великим (?), и как о само собой разумеющемся утверждает, что 28-й канон Халкидона отвергнут Церковью по требованию Рима, хотя император св. Маркиан и просил обратного[796]. Следующий тезис поражает своим категоризмом и явно опережает время: «Всё во власти Апостольского Престола. Итак, что на Соборе одобрил Апостольский Престол, то сохраняет своё значение, а что отверг, не может иметь силы: и только у Апостольского Престола есть право определять, что Собор постановил принять несоответственно порядку, а Собор призван не выносить повторный приговор, но вместе с Апостольским престолом исполнять прежний»[797]

.

Надо вообще сказать, что деятельность пап по укреплению и приумножению авторитета своей кафедры была чрезвычайно эффективной. Пусть излишне категорично и резковато, но папы Геласий I (492–496), Симмах (498–514), Гормизд

(514–523) так часто напоминали об апостольском характере Римского престола, так умело приводили примеры православности его предстоятеля, что, в конце концов, церковный мир поверил Риму[798]. Этот результат был тем более закономерен, что со временем остальные апостольские кафедры Кафолической Церкви незаметно ушли на второй план, став жертвой арабов.

Однако арабские завоевания, больно ударившие по Антиохийскому, Иерусалимскому и Александрийскому патриархам, невольно сыграли на руку Константинополю, который оставался единственным

православным патриархом на римских землях. Первоиерархи остальных великих кафедр на Востоке, начальствующие над уже разорёнными епархиями персов, вандалов и варваров, резко утратили своё влияние в церковных и политических вопросах. Практически все их вопросы, жалобы, споры, направляемые на рассмотрение императора, отныне стали поступать к царю после их изучения Константинопольским патриархом. Нередко сами императоры отписывали патриарху жалобы, не желая вмешиваться в вопросы церковного управления и церковной дисциплины.

И архиерей столицы становился в буквальном смысле слова «вселенским» патриархом, хотя бы только на Востоке. При патриархе св. Иоанне Постнике Константинопольские архипастыри официально приняли этот титул, очень обидный для Рима. Более того, всё резче и смелее раздаются голоса тех, кто ни при каких обстоятельствах не пожелал принять первенство Римской кафедры. Например, один епископ не без иронии замечал: «Зачем нам знание Писаний, изучение литературы, обучение вере у наставников или благороднейшие достижения мудрых греков? Ведь всё это упраздняется властью Римского первосвященника. Пусть же он один будет епископом, учителем и наставником, пусть он сам как единственный добрый пастырь отвечает перед Богом за всё, ему вверенное!»[799].

Даже в критические минуты, когда судьба ереси и мир в Кафолической Церкви зависели целиком и полностью от образа мыслей и разумения двух великих кафедр, ни Рим, ни Константинополь не думали уступать друг другу ни на йоту.