История Византийских императоров. От Юстина до Феодосия III

С этим неприятным для Рима прецедентом надо было что-то делать. Поэтому папа Адриан II (867–872) пошёл ещё дальше папы Льва II и в чём-то даже «смелее». Он обыграл эту историю так, будто соборный суд над Гонорием состоялся с согласия самого Римского понтифика (папы Агафона), который и утвердил его своим актом (папа Лев II). В результате получается, что не Вселенский Собор осудил папу Гонория, а его преемники, давшие на то предварительное разрешение и утвердившие соборную формулу как свидетельство согласия Кафолической Церкви со своим актом

[807].

«Ибо позволительно восточным произнести анафему на Гонория после смерти его, — писал Адриан. — Однако следует знать, что это произошло потому, что он обвинён в ереси. А только из-за неё одной позволяется меньшим противиться приказаниям своих больших. Хотя бы в таком случае и не было прямого дозволения кому-либо произносить осуждение ни со стороны патриархов, ни прочих их заместителей. Если только этому не предшествовал бы авторитет согласия первосвятителя первого седалища (выделено мной. — А.В.

)»[808].

В целом получается та явная ложь, будто Гонорий не ересиарх, а лишь не вполне радетельный в делах веры и, быть может, легкомысленный папа. Выходит, понтифик осужден вроде бы не за сделанное им (поддержка монофелитства), а за «ненадлежащее исполнение своих обязанностей» — очевидная и грубая натяжка, не имеющая ничего общего с принципами вселенского церковного судопроизводства.

Любопытно, но современные авторы склонны оправдывать Гонория ещё и тем, что само признание соборного приговора обуславливалось не еретичеством анафематствованного понтифика, а нежеланием последующих Римских епископов сопротивляться политической воле царей (!). Как говорят, «папы не осмелились противодействовать воле императора, охраняющего политическое и религиозное единство Империи, и в вопросе о догматах веры они также следовали за изменениями, происходящими в концепции политической власти»[809]. Конечно, такие «аргументы» даже трудно назвать натянутыми

, не то что объективными.

Нельзя сказать, что те полномочия, которые были зафиксированы правовыми актами после Шестого Вселенского Собора, оставались статичными. Динамичный VII в. с завидной регулярностью менял диспозиции, и когда Константинополь во времена правления императора Филиппика начал реставрацию монофелитства, закончившуюся неудачей, столичным патриархам пришлось вновь вспомнить о высших церковных прерогативах Римских епископов. Для восстановления общения они были вынужденны просить о снисхождении за свою измену Православию, и даже император, не имевший к этой реставрации никакого отношения, должен был отказаться от своего традиционного права предопределять лицо нового архиерея Константинополя.

Император Анастасий II вообще был исключён из числа лиц, участвующих в процедуре выдвижения кандидата — там довлел апокрисиарий Римского епископа, и сама процедура избрания столичного архиерея полностью копировала выборы папы в Вечном городе.

«Голосом и решением благочестивых пресвитеров и диаконов и всего почтенного клира, и святого синклита, и христолюбивого населения этого богохранимого царствующего града, божественная благодать, вся немощная врачующая и недостаточествующая восполняющая, поставляет Германа, святейшего предстоятеля митрополии кизикийцев, епископом этого богохранимого и царствующего города», — гласит грамота об избрании Германа патриархом Константинополя от 11 августа 715 г.[810]