История воина (Далекие Королевства - 2)

- Попомните мои слова, скоро трещин в стенах будет еще больше, хихикнул он. - Так уже было во время войны. Они тут расширяли тюрьму для предателей. Рыли комнату за комнатой. Хорошие времена были для старого Оолумпа. Ведь, когда сажают предателя, надо также посадить и его семью. А старый Оолумп приносил им веревки и еду, да. Это было нелегко, конечно, но я жалел всех несчастных, которые попали сюда, чтобы вскоре помереть с переломанными костями или содранной кожей. - Он оскалился, показывая корешки сгнивших зубов. Видимо, это была улыбка. - Последний раз здесь было весело, когда всем заправлял Сарзана. Когда его свергли, почти никого не сажали. Но теперь все изменится. Кажется, старый Оолумп - единственный, кто рад тому, что вы, ориссиане, сделали.

Он внимательно посмотрел на мои серьги.

- Когда придет время, сестра, я могу замолвить словечко палачу. За одну серьгу он сломает тебе шею до начала пытки, и ты ничего не почувствуешь.

Я просидела в зарешеченной камере четыре дня в одиночестве. На четвертый день по коридору проковылял Оолумп. Он нес в руке тусклый факел, и это был первый свет, который я увидела за много-много дней. Очень долго я ничего не ела и пила из ржавой бочки, где было больше грязи, чем воды. Стены камеры сочились сыростью, для отправления большой и малой нужды в углу была просверлена дыра. Поэтому Оолумп показался мне даже приятным.

Я не отвернулась в ужасе при виде его лица, которое, казалось, сгнило до самых костей. Он был одет в рванину, которая когда-то была роскошным платьем, его пальцы высовывались из стоптанных - модных когда-то - башмаков. У меня отняли только оружие и оставили украшения и широкий кожаный пояс, в который были зашиты золотые монеты с изображением Маранонии. Оолумп слезящимися, красными глазами внимательно рассмотрел мои сережки, потом уставился на мою грудь, внимательно снизу вверх оглядел ноги до того места, где их скрывала туника, и закончил осмотр кожаным поясом. Я спокойно выдержала его взгляд и только улыбнулась, чтобы убедить его в моих мирных намерениях.

Широко раскрытыми глазами он смотрел на мой кожаный пояс, забыв свои похотливые мысли. Я вытащила из пояса монету и подняла ее, чтобы он видел.

Облизав губы, он подошел к решетке.

- Что может старый Оолумп сделать для такой красотки?

Я мгновенно схватила его свободной рукой за волосы и подтянула к решетке. Он завыл от боли, когда я прижала его лицо к прутьям. Сквозь стиснутые зубы я прошипела:

- Если старый Оолумп хочет жить, чтобы дышать этим вонючим воздухом, он должен научиться хорошим манерам.

- Прошу прощения, госпожа, - простонал он. - Виноват!

Я отпихнула его, и он едва не упал. С трудом выпрямившись, насколько позволял ему скрюченный позвоночник, он с яростью посмотрел в мою сторону. Я кинула ему монету. Он поймал ее на лету с ловкостью базарного вора. Его гнев прошел, сменившись интересом.

- Можешь меня выслушать? - спросила я.

- Конечно, госпожа.

- Не госпожа - капитан, - поправила его я. - Капитан Антеро.

- Хорошо, пусть будет капитан Антеро. Или генерал, как вам больше нравится. Мне все равно.

- Для начала мне не очень нравятся мои апартаменты.

Оолумп с готовностью кивнул.

- Понимаю, капитан.

- И мне нужна компания, - продолжала я. - У меня есть друг. Слепой старик. Его зовут Гэмелен.

Оолупм снова закивал.

- Я знаю, где его держат.

- Так, теперь вот что, - сказала я. - Я хочу в просторную камеру, где было бы место для двоих, и чтоб было много одеял. Ну и еда, конечно. И...

- Старый Оолумп знает, что нужно капитану, - перебил он меня. Монету он все еще вертел в руках. - Не надо бояться, я не обману. За это можно купить многое. - Он поднял монету в руке. - А когда придет время платить еще, я скажу. - Еще один долгий взгляд на пояс. - Вам, ориссианам, недолго осталось жить в этом мире. Поэтому не надо беспокоиться, что денег не хватит.

И он заковылял прочь.

Не знаю, сколько времени прошло, до того как явились охранники. Невозможно было сосчитать часы и дни в этой беспросветной тьме. Новая камера казалась дворцом по сравнению с первой. Она была гораздо больше, не такая сырая, в каждую стену было вделано по полке с соломенными матрасами и пыльными одеялами, в которых почти не было вшей. И - верх роскоши - в камере были дрова и дырка в потолке для тяги.

Я занималась выкуриванием блох и клопов из одеял, когда привели Гэмелена. Волосы его были спутаны, кожа серая, но шел он бодро, поэтому я решила, что с ним все в порядке.

- Добро пожаловать в новую квартиру, маг, - сказала я. - Можете погреться у огня.

Гэмелен с облегчением вздохнул.

- Слава богам, это ты, Рали. Я думал, меня ведут ломать кости - или что похуже.

Он осторожно подобрался к огню - я не стала ему помогать, чтобы не обидеть, - и уселся возле него на корточках. Принюхавшись к запаху, идущему от бифштекса, принесенного Оолумпом, он спросил:

- Это что, мясо? Настоящее мясо?

- Это крыса, - ответила я, вылавливая из бульона ножку.

- Я начинаю любить крыс, - объявил он, отхлебывая с ложки. - Неплохо. Крысиная ножка коснулась его губ. Гэмелен схватил ее и принялся жадно обгладывать.