История войны и владычества русских на Кавказе. Деятельность главнокомандующего войсками на Кавказе П.Д. Цицианова. Принятие новых земель в подданств

Князь Цицианов хотя и признавал за царевичем Юлоном уменье писать «пером златоуста», но считал себя обязанным в ответ на его письмо, но откровенности, «приличной солдату в поле под ружьем поседевшему» и доверенности государя несколько раз удостоенному, повторить, что для него нет другого исхода, как ехать в Россию, что и просил исполнить[83]. Он убеждал также бежавшего царевича Теймураза возвратиться в Тифлис.

«Не упоминаю о вашем поступке, – писал он Теймуразу[84], – и о том, что ваша светлость самую искренность и доверенность братскую, так сказать, столь дурно заплатили, уехав тихонько. Я до сих пор не хочу верить, что вы то сделали по собственному вашему побуждению, но считаю, что ветренность некоторых неблагомыслящих была причиною убеждения вас на поступок, нимало чести вам не делающий. Как бы то ни было, надлежит все забыть, и я вашу светлость умоляю, не в виде российского генерала, но как человек, к вам привязанный. Богом вам клянусь в том по христианской совести, как человек, вседушевно привязанный к своим родственникам, в числе коих имею счастье почитать и супругу вашу, которая неутешно и скорбью своею о вас может и каменного человека тронуть, сжальтесь над нею, возвратитесь хотя затем, чтобы утирать ее слезы. Зная твердость вашу в вере, припомнить вам осмеливаюсь, чем вы обязаны ей!.. Буде сердце ваше не затворено еще для дружбы моей, и для нежной любви супруги вашей, и вы, склонясь на мою из глубины души исходящую просьбу, и сжалясь над супругой, в отчаянии оставленной, согласитесь тотчас возвратиться, то все русские войска дадут вам пособие, буде в том нужду возымеете».

Но и эти письма, как и многие другие, оставались безуспешными, а между тем обстоятельства требовали непременной и скорейшей высылки всех остальных членов царского дома.

В средине Великого поста царица Мария (или Мариам) решилась оставить Тифлис и тайно уехать в Тионеты. Она располагала прожить там два месяца и в это время отправить письмо императору с просьбою разрешить ей остаться в Грузии. С этою целью она писала тионетскому моураву Дмитрию Челокаеву, чтобы он прислал к ней навстречу сколь возможно более людей, за что обещала подарить Челокаеву 1000 руб. и заплатить каждому из присланных; царица сулила принести дары кресту лашарскому и гуданскому, коих капища наиболее уважались пшаво-хевсурами. Дворянин Зураб Явангулов, посланный к Челокаеву, не решаясь передать письмо, сжег его и сказал царице, что моурав отказался исполнить просьбу царицы. Мария вторично просила того же Зураба Явангулова, чтобы он вызвал к ней тайно на совещание 10 или 12 старшин, с которыми думала выбрать в Тионетах удобнейшее место для жительства, и узнать от них, будут ли они согласны принять ее к себе. Зураб Явангулов и на этот раз отклонил от себя поручение, сказавши царице, что писал к тионетцам, но получил в ответ, что они не соглашаются принять к себе царицу.

16 апреля Мария опять призвала к себе Явангулова, объявила ему, что решилась бежать к хевсурам, издавна преданным грузинскому царскому дому, и просила только приискать четырех лошадей, говоря, что сама она имеет семь лошадей, а шесть достанет ей князь Аслан Орбелиани. В обществе царицы Явангулов встретил нескольких лиц, близких Мариам, которые обещали и поклялись вывезти ее из Тифлиса, заставив присягнуть в том же и Зураба Явангулова. Тогда Мариам вручила ему два письма: одним она разрешала ему расходовать на ее счет до 600 руб., а другое адресовала к его брату Давиду, которого Мариам просила исполнить все требования Зураба. Последнему словесно поручено было потребовать от брата сколько можно более людей, с которыми и выехать навстречу царице в Сурам.

В пятницу 17 апреля Мариам объявила одному из своих приближенных Мансурову, что намерена оставить Тифлис, и просила приготовить лошадей и катеров.

– Лошади и катера приготовлены, – отвечал тот, – и все стоят у Ганжинских ворот.

Царица приказала вывести их за Авлабарские ворота, но мальчик, которому поручено было провести лошадей, пришел сказать Мансурову, что караул не пропускает их. Сообщники поняли тогда, что намерение царицы оставить Тифлис стало известно русским властям.

– Поди и скажи той собачьей дочери, – сказал недовольный Мансуров, обращаясь к Зурабу Явангулову, – что она хочет делать!

Царица встретила последнего бранью и укоризнами. Она все еще не оставляла намерения бежать из Тифлиса и находила это возможным; бывшие же ее сообщники считали это крайне рискованным и отступились от царицы.

– Оставьте это дело, – говорил Марии и присутствующим родственник ее князь Аслан Орбелиани. – Теперь всякая попытка к выезду подвергнула бы нас несчастию.

Царица не обращала внимания на советы и собиралась в путь.

– Войди и посмотри, что царица делает, – сказал Мансуров Зурабу Явангулову.