История волков

На сей раз все три озера я преодолела в один присест. Все «дома на колесах» в кемпинге казались совершенно одинаковыми. Насквозь мокрые полотенца на бельевых веревках хлопали под порывами ветра, а рыбачьи катера болтались у берега на привязи. Мимо меня время от времени скользили пустые пивные бутылки или картонки из-под молока. Чтобы убить время и как-то отвлечься, я насчитала одиннадцать (и еще один) трейлеров и одиннадцать (и еще один) катеров. Потом насчитала одиннадцать (минус две) уток на берегу и одиннадцать взмахов веслом до берега. Если включить воображение, то найти числовую матрицу не так уж и сложно. Например, можно сделать одиннадцать вдохов и задержать дыхание. И можно найти на небе одиннадцать звезд и больше туда не всматриваться.

У меня есть одно реальное воспоминание о себе четырехлетней. В этом воспоминании фигурирует Тамека, которая была на год старше или даже больше. Когда коммуна еще не распалась, она спала рядом со мной на нижнем ярусе двухъярусной кровати в бараке. У Тамеки был сшитый из портьеры оранжевый свитер с большими буквами спереди, и она всегда закатывала до локтей рукава, делая из них огромные пончики. А шрам на ее левом локте был пурпурного цвета. Кисти рук у нее были коричневые, а ладони белые. Естественно, вокруг нас было полно взрослых детей, они были смышленее и старше нас обеих, держались ватагой и вечно всех задирали. А Тамека была тихоня, славная. Моя. Она грызла ногти и складывала огрызки кучками, хранила их в пластиковом пакетике, который скатывала в шарик и прятала под мышкой. «Мой тайник», – так она его называла. «Никому не говори», – шепотом просила она. И, естественно, я никому не говорила. Конечно нет!

– Какие же вы везучие, что у вас такая жизнь! – повторяли нам все, а первым делом – общие родители[22], когда уходили с топорами рубить лес.

– Везучие утки? – переспрашивала Тамека.

Точно, утки, соглашалась я. И мы упархивали в лес.

Вот что я помню лучше всего с той поры. Мне тогда уже было около пяти, и мы с Тамекой обе болели несколько недель. Мы лежали целыми днями в нашей постели и все время спали, плавая в снах и время от времени пробуждаясь. Причем мы просыпались и начинали кашлять одновременно. Помню, как мне было жарко и тесно в плотном коконе из одеял. Еще помню, как сосала кончик косички Тамеки. Помню, как Тамека решила, что нам больше нельзя разговаривать друг с другом: ведь мы знали мысли друг друга просто потому, что жили вместе в одном мире. Как гагары или коварные щуки – ты же знаешь, как они всегда ныряют вместе одновременно? Они умеют читать чужие мысли, умеют заглядывать в будущее и избегать несчастий – таких, например, как болезни. Договорились?

Лежа рядом со мной в кровати, Тамека вынула кончик своей косички из моего рта и стала дожидаться моего утвердительного ответа.

Договорились, подумала я тогда.

После этого разговора я наблюдала за Тамекой так, словно я была гагарой с плоским глазом-пуговкой, который не двигался и видел все, что делается вокруг, и никогда не моргал. Она подносила ложку ко рту, и я тоже подносила ложку ко рту, и мы одновременно проглатывали рисовую кашу-размазню. Потом, когда Тамека хотела сковырнуть свою оспинку, мне хотелось сковырнуть свою – и я расковыривала ранку до крови, и кровь струйкой стекала по ноге и падала на ногти, забивалась в лунки. А когда общие родители начали ссориться на общих собраниях, размахивать руками и хвататься за головы, мы с Тамекой решили незаметно выскользнуть из задней двери и спрятаться в зарослях кустов – в этой империи зеленых стеблей, – и когда мы выбежали из хижины, то невольно сощурились на ярком солнце. Мы помчались через Большие камни, сшибая с них клочки мха своими покрытыми волдырями ступнями. Мы выбрались с дальнего берега озера на Грунтовку и дошли до самого Шоссе, собирая по пути хорошие сосновые шишки и выбрасывая гнилые, набрали их полные пригоршни и, подивившись своей новообретенной силой и выносливостью, продолжали шагать прямехонько к Городу. И нам не страшны были проносящиеся мимо грузовики.

Оскаливая свои ужасные клыки, думала я.

Показывая свои ужасные когти, думала Тамека.

Один водитель грузовика, поравнявшись с нами, притормозил и махнул нам длинной белой рукой из открытого окна.

– Эй, поосторожней тут! – крикнул он, но мы дождались, когда он приблизился к нам, чтобы выстрелить ему в голову из ружья, что мы и сделали, направив на него кулачки и мысленно нажав согнутыми пальцами на спусковые крючки, и заорали: «Ни с места!» Но нам было наплевать и на него, и на его белую руку, которая махала и махала нам сверху. Мы ведь знали, куда идем. И знали как-то интуитивно, и никому не собирались ничего рассказывать, тем более объяснять, – ведь так поступали щуки или гагары, которые одновременно ныряли под воду и потом появлялись вместе на поверхности воды двумя маленькими точками у дальнего окоема озера. Одна и другая. Мы посылали воздушные поцелуи оленям. И швыряли сосновые шишки на дорогу.

И смотрели, как грузовики, объезжая их, резко виляли.