История всемирной литературы Т.1

В «Троянках», в отличие от «Гекубы», нет связного сюжета. Они представляют собою ряд сцен, которые разыгрываются на фоне догорающей Трои и с потрясающей силой рисуют горькую долю Гекубы, Кассандры и Андромахи, ставших добычей победителей. Особенно сильное впечатление производят исступленные пророчества Кассандры, предрекающей самим грекам гибель на пути домой и по возвращении. В этой трагедии, поставленной в самый разгар приготовлений к Сицилийской экспедиции, обозначавшей возобновление военного конфликта, в полный голос звучит протест Еврипида против наступательной войны и тех жертв и страданий, которые она неминуемо несет и побежденным, и победителям.

Изображение страдающего человека составляет наиболее характерную черту творчества Еврипида, причем в отличие от Эсхила он не видит для страдания отдельной личности объяснения в правящей миром разумной божественной воле. В самом человеке заложены силы, способные ввергнуть его в пучину страданий.

Таким человеком является, в частности, Медея — героиня одноименной трагедии, поставленной в 431 г. Волшебница Медея, дочь колхидского царя, полюбив прибывшего в Колхиду Ясона, оказала ему некогда неоценимую помощь, научив преодолеть все препятствия и добыть золотое руно. В жертву Ясону она принесла родину, девичью честь, доброе имя; тем тяжелее переживает теперь Медея желание Ясона оставить ее с двумя сыновьями после нескольких лет счастливой семейной жизни и вступить в брак с дочерью коринфского царя, который к тому же велит Медее с детьми убраться из его страны. Оскорбленная и покинутая женщина замышляет страшный план: не только погубить соперницу, но и убить собственных детей; так она сможет в полной мере отмстить Ясону. Первая половина этого плана осуществляется без особого труда: мнимо смирившись со своим положением, Медея через детей посылает невесте Ясона дорогой наряд, пропитанный ядом. Подарок благосклонно принят, и теперь Медее предстоит самое трудное испытание — она должна убить детей. Жажда мести борется в ней с материнскими чувствами, и она четырежды меняет решение, пока не появляется вестник с грозным сообщением: царевна и ее отец погибли в страшных мучениях от яда, а к дому Медеи спешит толпа разгневанных коринфян, чтобы расправиться с ней и ее детьми. Теперь, когда мальчикам грозит неминуемая смерть, Медея окончательно решается на страшное злодеяние. Перед возвращающимся в гневе и отчаянии Ясоном Медея появляется на парящей в воздухе волшебной колеснице; на коленях у матери — трупы убитых ею детей.

Атмосфера волшебства, окружающая финал трагедии и до некоторой степени облик самой Медеи, не может скрыть глубоко человеческое содержание ее образа. В отличие от героев Софокла, никогда не уклоняющихся от однажды избранного пути, Медея показана в многократных переходах от яростного гнева к мольбам, от негодования к мнимому смирению, в борении противоречивых чувств и мыслей. Неужели она может убить своих детей? Нет, пусть сгинет прежнее решение! Но сделать себя посмешищем для врагов? Ни за что! Решайся же, Медея! И ты сделаешь это, сердце? Оставь их, пощади!.. Нет, не отдам детей на глумление, — все решено. Прощайте ж, дети!.. О, как я несчастна!..

Глубочайший трагизм образу Медеи придают также горестные размышления о доле женщины, положение которой в афинской семье было и в самом деле незавидным: находясь под неусыпным присмотром сначала родителей, а потом мужа, она была обречена всю жизнь оставаться затворницей в женской половине дома. К тому же при выдаче замуж никто не спрашивал девушку о ее чувствах: браки заключались родителями, стремившимися к выгодной для обеих сторон сделке. Медея видит глубокую несправедливость такого положения вещей, отдающего женщину во власть чужого, незнакомого ей человека, зачастую не склонного слишком обременять себя брачными узами.

Да, между тех, кто дышит и кто мыслит,

Нас, женщин, нет несчастней. За мужей

Мы платим, и недешево. А купишь,

Так он тебе хозяин, а не раб...

Ведь муж, когда очаг ему постыл,

На стороне любовью сердце тешит,

У них друзья и сверстники, а нам

В глаза глядеть приходится постылым.

(Перевод И. Анненского)

Бытовая атмосфера современных Еврипиду Афин сказалась также на образе Ясона, далеком от какой бы то ни было идеализации. Себялюбивый карьерист, выученик софистов, умеющий повернуть в свою пользу любой довод, он то оправдывает свое вероломство ссылками на благополучие детей, которым его женитьба должна обеспечить гражданские права в Коринфе, то объясняет помощь, полученную некогда от Медеи, всемогуществом Киприды.