История всемирной литературы Т.1

Образцом для «Георгик» послужила греческая дидактическая поэзия, отчасти александрийская (поэма под таким заглавием была у Никандра, для описания примет ненастья и ведра широко использован Арат), но главным образом уже классическая — поэма Гесиода «Труды и дни» (которую, впрочем, и александрийцы высоко ценили). С предшествующим произведением, «Буколиками», «Георгики» связаны общностью сельской темы. Но здесь сельская тема освещается в ином плане: там воспевалась блаженная праздность золотого века, здесь воспевается труд железного века. Как бы в сознательном противоположении девизу «Буколик» — «Все побеждает любовь, и мы покоримся любови» (X, 69) — здесь Вергилий провозглашает: «Все победил неустанный труд и гнетущая бедность» (1, 145—146). Труд и связанные с ним муки осмысляются теперь как необходимый двигатель жизни, без которого природа и люди вырождаются и гибнут — боги дали его на благо людям:

...Юпитер-отец пожелал сам,

Чтоб земледельческий путь был нелегок, он первый искусно

Землю встревожил, нуждой сердца возбуждая у смертных,

Не потерпев, чтоб его коснело в сонливости царство.

(I, 121—124. Перевод С. Шервинского)

Труд становится священным, муки труда оказываются необходимым противовесом всех жизненных благ. И это гармоническое равновесие не ограничивается человеческой жизнью, а распространяется на все мироздание: самые жестокие стихийные бедствия (как, например, мор скота, выразительно описанный в финале третьей книги) находят свое оправдание в общей гармонии природы: все в мире благо, и лишь ограниченность человеческого ума, неспособного охватить всю цельность мира, побуждает человека роптать. Таким образом, поэма о земледелии перерастает в поэму о мироздании, мифологическая картина мира «Буколик» (рассказ Силена) развивается в философскую картину мира «Георгик», и эта картина мира божественного, гармоничного и вечного отчетливо противопоставляется картине мира, изображенного в предыдущем поколении Лукрецием, обезбоженного, случайного и бренного. Так, в поэзии Вергилия сменяется неприятие приятием реального мира. Оно еще неполно: совершенство мира природы еще не дополняется совершенством рода человеческого, и контраст между величественной разумностью природы и неразумной жизнью человека, которого алчность и честолюбие вечно влекут к распрям и братоубийственным войнам, по-прежнему придает поэзии Вергилия трагическое звучание. Однако утешением при взгляде на мир служит для поэта мысль, что есть на свете Италия, благодатная природа которой представляет собой как бы мироздание в миниатюре (красноречивая похвала Италии, «сатурновой земле», вставлена во вторую книгу), и есть на свете крестьяне, чья трудовая жизнь как бы воплощает в малом великие закономерности природы:

О, блаженные слишком — когда б свое счастие знали —

Жители сел! Сама, вдалеке от военных усобиц,

Им изливает земля справедливая легкую пищу...

...Там терпелива в трудах молодежь, довольная малым,

Вера в богов и к отцам почтенье.

Меж них Справедливость,

Прочь уходя от земли, оставила след свой последний.

(II, 453—474. Перевод С. Шервинского)