История всемирной литературы Т.4

«Малайские родословия», которые рассматривались в предыдущем томе, в начале XVII в. были отредактированы джохорским государственным деятелем Тун Сри Ланангом, и его редакция считается среди специалистов наиболее авторитетной. Несколько позже, в середине XVII в., была создана и окончательная версия объемистого эпического свода «Повести о ханг Туахе». Если «Малайские родословия» представляют собой своего рода мифологизированную хронику со множеством сменяющих друг друга действующих лиц, то «Повесть о ханг Туахе» целиком посвящена деяниям одного героя — флотоводца и царедворца, дипломата и рубаки, мага и коммерсанта, простолюдина, достигшего высшей власти в государстве, при том, что «несмотря на столь высокое положение, в нем не было гордости, и вел он себя подобно остальным царским слугам, каким был, таким и остался».

Цепь подвигов ханг Туаха, ведущих до поры до времени к вящей славе Малакки и ее повелителя, не составила бы, однако, цельного художественного произведения, если бы не внутренняя коллизия между ханг Туахом и раджой Малакки. По существу, «Повесть о ханг Туахе» можно рассматривать как рассказ о поединке великодушного слуги и неблагодарного господина, а в развязке «Повести...» выражены свойственные людям Средневековья чувство справедливости, абсолютная вера в то, что каждый проступок повлечет за собой в конце концов возмездие — падение Малакки, которое выглядит наказанием за грехи раджи.

Кульминационной сценой «Повести о ханг Туахе» является единоборство ханг Туаха с ханг Джебатом. Верность ханг Туаха сюзерену подвергается тут тяжелейшему испытанию: ханг Джебат — товарищ детства и боевой соратник ханг Туаха, восставший против султана, чтобы отомстить ему за совершенную, как он полагал, по его приказу казнь друга (на самом деле ханг Туах укрыт в тайном месте министром бендахарой Падукой Раджей). Ни объяснения Джебата, ни взаимные слезы, ни обращенные к Джебату уговоры раскаяться не могут ничего изменить: Джебат не намерен идти с повинной к султану, ханг Туах не может помиловать закореневшего в своей непокорности бунтовщика. Огромного сдержанного пафоса исполнена заключительная сцена прощания Туаха со смертельно раненым им Джебатом.

«Повесть о ханг Туахе» — самый выдающийся, но далеко не самый характерный образец жанра прозаических повестей (хикаятов), получивших особое распространение в прибрежных городах региона и популярных вплоть до XX в. Иногда хикаят представлял собой простое переложение иноязычной авантюрно-романтической повести, причем «обогащения» его за счет местной культуры в таком случае, как правило, не происходило. Порой в этом и не было необходимости, так как занесенный из Индии или из Персии, почерпнутый из репертуара яванского традиционного театра народный роман мог полностью отвечать запросам своих новых читателей.

Однако некоторая часть хикаятов создавалась в сугубо малайской среде и выходила из-под пера литературно одаренных малайцев; к этой группе можно отнести «Хикаят Индра Менгиндра» («Повесть об Индре Менгиндре»), которая, по мнению английского малаиста Р. Уилкинсона,

была написана в период португальского владычества в Малакке. Подобные хикаяты отличались совершенством литературного стиля и испытали, естественно, заметное влияние малайской литературы и малайского фольклора. Не случайно в «Повести об Индре Менгиндре» богатое нюансами объяснение истосковавшейся по любви Чендеры Деви и проникшего в ее заповедный сад Индры ведется при помощи каскада пантунов — народных, чаще всего лирических четверостиший, построенных на параллелизме образов.

Много общего с хикаятами обнаруживают в плане содержания малайские шаиры — поэмы, состоящие из моноримических четверостиший. Основоположником этого жанра был, по-видимому, Хамза Пансури, крупнейший малайский поэт-суфий конца XVI — начала XVII в. Как доказывает советский малаист В. И. Брагинский, поэмы Хамзы («Шаир о слиянной [с божественным бытием] рыбе» и др.) по форме восходят к персидскому «саджированному стиху» («ши’ р-и мусаджджа»). Не случайно, однако, Хамза с таким жаром доказывает, что его поэмы не следует равнять с «простыми песнями» (по-видимому, современники поэм четко сознавали, насколько близок шаир стихии малайского народного стиха). Именно связь шаира с традициями местного народного стихосложения обусловила распространение этого поэтического жанра, который, дебютировав в сфере мистико-религиозной поэзии, вскоре находит самое широкое применение в области книжного авантюрно-романтического эпоса.

Как хикаяты, так и шаиры получили распространение далеко за пределами территории, населенной преимущественно малайцами. Малайским было и коренное население северосуматранского султаната Ачех — одного из последних центров «прибрежной культуры» и ее неотъемлемого элемента — малайскоязычной литературы. Именно здесь родился и жил создатель шаира Хамза Пансури, здесь создают первые, по-видимому, на малайском языке богословские трактаты (китабы) ученики Хамзы, среди которых выделяется Шамсуддин ас-Суматрани.