Читаем История всемирной литературы Т.4 полностью

Важнейшим фактором, во многом определившим литературный процесс в странах Испанской Америки, было возникновение здесь нового, специфического типа самосознания, ставшего на протяжении XVII в. характерным для многих образованных людей, которые, не порвав еще духовной связи с метрополией, все острее ощущали себя детьми собственной, американской родины. Это была своего рода переходная форма между чисто испанским самосознанием и будущим, национальным, которое сложится лишь через два-три столетия. Такой тип самосознания получил название креольского не потому, что он был свойствен только креолам (черты его проявляются у метисов, индейцев и даже уроженцев Испании), но потому, что креольская часть общества была его социальной базой и питательной средой. В этой среде, представители которой имели особые основания воспринимать свою установленную законами второсортность как вопиющую несправедливость со стороны родины их отцов, еще в XVI в. зародилась так называемая «креольская оппозиция». Именно с этим и связано презрительное отношение к «гачупинам» (испанцам), обычай не стыдиться своего американского происхождения, но, напротив, подчеркнуто гордиться им. Один из наиболее дальновидных литературных деятелей XVII в., чья жизнь протекала в разных провинциях Испанской Америки, — Гаспар де Вильяроэль (1580—1665) яростно негодовал против бытовавшего в Испании презрительного отношения к уроженцам Америки как людям второго сорта. Он с возмущением писал, что Америка — это не придаток Испании, а «равноправная часть единой империи».

По самой своей природе креольское сознание двойственно, его внутренняя противоречивость коренилась в том, что креолы, не порвав духовной связи с метрополией, начинали ощущать себя одновременно и детьми новой родины. По мере того как богатело колониальное общество и развивалась его материальная культура, росло и чувство креольской гордости. Расцвет архитектуры, пышность жизни господствующих классов колоний с ходом времени начинали все более контрастировать с неуклонным экономическим упадком Испанского государства. Вот так и соединялись у креолов два чувства — самодовольство и недовольство. И если протест против дискриминации, которой подвергались «сыны земли», сыны Америки, питал идею духовного и политического самоутверждения, то классовый эгоизм и спесь креолов закрепляли паразитизм, косность, предрассудки, унаследованные от давних предков — испанских идальго.

Отметим, что возникновение креольского самосознания, оплодотворившего литературу XVII в. Латинской Америки, не прошло бесследно и для литературы самой Испании. По крайней мере, в одном случае этот факт имел для нее особо важные последствия. Речь идет о творчестве выдающегося испанского драматурга — Хуана Руиса де Аларкона, родившегося в Мексике и проведшего здесь первые двадцать лет своей жизни (см. об этомIII т. наст. изд.). Многие ученые не без основания связывают драматургическое новаторство Аларкона, в частности, с тем, что на современную ему испанскую действительность он посмотрел как бы со стороны, свежим и критическим взглядом уроженца Америки.

Характеризуя литературный процесс XVII в., необходимо также иметь в виду, что он протекал одновременно на разных уровнях. Наряду с так называемой «книжной», или «ученой», литературой на испанском и португальском языках продолжала подспудно существовать и развиваться народная поэзия, привнесенная в Америку испанскими и португальскими переселенцами, в частности романсы, бытование которых в плебейской среде по-настоящему привлекло внимание исследователей лишь в начале XX в. Продолжала также существовать неумирающая традиция индейского народного творчества — хранительница поэтических богатств, созданных коренным населением. Наконец, развивался в новых условиях негритянский фольклор, привезенный сюда из Африки рабами.

Все эти разнородные потоки не просто сосуществовали, но и в ряде случаев оказывали известное воздействие друг на друга. Так, возникший на основе испанского романса самобытный песенный жанр корридо вобрал в себя некоторые элементы индейского творчества. Одним из первых примеров взаимопроникновения различных начал стал вильянсико — народно-песенный жанр испанского происхождения, первоначально связанный с рождественскими праздниками, который в мексиканской среде значительно трансформировался, получив индейское название «токотин». В токотине появились новые персонажи, индейцы и негры, наделенные характерными для них чертами и особенностями языка. Использование специфически индейского и негритянского произношения исподволь расширяло языковые возможности «ученой» поэзии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Год быка--MMIX
Год быка--MMIX

Новое историко-психо­логи­ческое и лите­ратурно-фило­софское ис­следо­вание сим­во­ли­ки главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как мини­мум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригина­льной историо­софской модели и девяти ключей-методов, зашифрован­ных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выяв­лен­ная взаимосвязь образов, сюжета, сим­волики и идей Романа с книгами Ново­го Завета и историей рож­дения христиан­ства насто­лько глубоки и масштабны, что речь факти­чески идёт о новом открытии Романа не то­лько для лите­ратурове­дения, но и для сов­ре­­мен­ной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романович Романов

Культурология
Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука