История всемирной литературы Т.4

XVII век в Эфиопии начинается в обстановке междоусобных и религиозных распрей, восстаний и беспорядков. В страну проникают католические миссионеры-иезуиты и развертывают энергичную пропаганду за присоединение Эфиопии к римско-католической церкви. После десятилетней борьбы за престол в 1607 г. царем Эфиопии становится Сисинний, принявший царское имя Сэлтан Сагад. Стремясь к самодержавной власти, он показал себя энергичным и независимым государем, чем вызвал недовольство родовой знати. Желая упрочить свое положение и надеясь на помощь католических монархов Европы в своей борьбе против натиска мусульман, которых поддерживала Оттоманская Порта, Сисинний объявил в 1629 г. о присоединении Эфиопии к католической церкви и под влиянием иезуитов начал гонения по всей стране. Василид, сын Сисинния, призвал отца восстановить прежнюю, «александрийскую» веру, и Сисинний, столкнувшись с повсеместным сопротивлением народа, вынужден был в 1632 г. отречься от престола в пользу сына. Однако религиозные волнения в стране продолжались, и поэтому Василид изгнал иезуитов и запретил им под страхом смерти впредь появляться в Эфиопии. Хотя обстановка государственной и религиозной смуты мало способствовала созданию литературных памятников, Сисинний позаботился о составлении пространной хроники своего царствования. Написанная высоким стилем, прекрасным литературным языком, она представляет собой интереснейший памятник эфиопской историографии, завершающий развитие этого жанра, который был вездесущ в эфиопской литературе около трех столетий.

Хронику Сисинния писали два придворных историографа, а третий, видимо, лишь завершил ее. Первые 22 главы написаны духовником царя Мехерка Денгелем, который в 23-й главе назван «зачинателем этой книги». Вторая часть хроники принадлежит перу известного поборника католичества, придворному историографу Такла Селасе, впоследствии казненному царем Василидом. Третьему автору принадлежит, по-видимому, лишь заключение, написанное после смерти Сисинния.

Судя по тексту хроники Сисинния, историческое повествование в XVII в. становится более сдержанным, внимание авторов уже не сосредоточивается исключительно на личности царя, исторические события освещаются шире. Образ царя, разумеется, живописуется, как и прежде, положительными красками, но приемы придворных историографов существенно меняются. Они уже не рискуют вступать в прямое противоречие с историческими фактами, а стараются уделить больше внимания событиям, представляющим царя в выгодном свете, и умолчать или упомянуть вскользь о фактах, способных бросить тень на героя хроники. Не случайно такие важные события царствования Сисинния, как принятие царем католичества, деятельность миссионеров-иезуитов, стоявших близко ко двору, массовые восстания поборников национальной веры, не нашли отражения в хронике. Очевидно, общее возмущение в стране против папизма побудило историографов умолчать о склонности Сисинния к католичеству. Нет в хронике и осуждения католицизма. Видимо, авторы сочли за благо обойти молчанием слишком актуальную в те времена тему.

Особое внимание уделено в хронике Сисинния возрождению таких традиционных для идеального облика эфиопского царя черт, как воинские доблести и христианские достоинства. Сисинний всегда побеждает, а если и вынужден отступать, то отступает с честью, являя при этом чудеса силы и мужества: «И его сподвижники бежали, и не остались с ним. После того как все они рассеялись, стал он отступать мало-помалу. И когда преследовали его мусульмане, оборачивался он, как зверь единорог, как львица со львятами, отгонял их, отбрасывал от себя и от сподвижников своих. И не было такого, кто приблизился бы к нему и покусился бы на него, когда он оборачивался так, сражаясь и прокладывая дорогу себе, наподобие льва и зверя единорога». Даже поражения царя изображены как залог будущих побед: «Это поражение царя было ему наказанием от бога, как сказал премудрый Соломон в книге своей: «Ибо наказует бог возлюбленных своих». Ибо царь этот, Сэлтан Сагад, от воцарения своего и до сего времени много раз был победителем над врагами [...] И все эти победы не проходили без того, чтобы не подвигнуть немного сердца царя к гордости и превозношению. И бог единый и господь, наставник наказующий, научил его, как наставляет он смирение и вразумляет слабость естества рода человеческого, дабы не было ни превозношения у победителя, ни посрамления у побежденного, и еще дабы уразумел он, что всякий день силы и день слабости дается от бога, а не от человека. И посему сотворил бог победу галласам и поражение царю». Подобное морализирование весьма характерно для эфиопской историографии — отступая от хроникального изложения хода событий, автор пытается их осмыслить и объяснить.