История всемирной литературы Т.6

Пять песен, из которых состоит эта небольшая поэма, представляют собой как бы пять сцен одной драмы. О кровавой расправе Смаил-аги Ченгича над невинными людьми, задавленными поборами, и разгуле грубой силы повествует первая песня поэмы. В трех последующих воссоздается нарастающий протест порабощенного народа, завершающийся жестоким сражением, в котором погибает тиран. В пятой песне, представляющей собой диалог поэта с современником, содержится своеобразное обобщение происшедшего, — оно осмыслено как предвестие победы порабощенных народов, как символ торжества добра и правды. В этой романтической по своему характеру поэме исследователи находят некоторые элементы сближения с произведениями Байрона (образ тирана Смаил-аги Ченгича, построение поэмы как ряда сцен, объединенных единством замысла и др.). Вместе с тем в ее главных особенностях, таких, как внимание к судьбе народа, обращение к национально-освободительной, патриотической теме, горячая симпатия к борцам за общее дело, ярко проявилась специфика славянского романтизма.

Созданная на локальном материале (местный колорит передают точные, выразительные в своей конкретности описания быта и нравов национальной среды — и черногорской, и турецкой), поэма Мажуранича одухотворена свободолюбивыми идеалами своей эпохи, проникнута высоким чувством гуманизма и справедливости. В сплаве трагедии порабощенного народа с оптимистическим видением будущего, с верой в победу над тиранией и в освобождение угнетенных народов поэма достигает эпического размаха.

В то же время это произведение глубоко лирично — начиная с напряженного драматизма действия оно пронизано присутствием поэта, его причастностью к происходящему. Протестующий голос автора (как и голос Негоша в «Горном венце») «полемически заострен» против

тех, кто отказывал малым народам в праве на свободу, высокомерно упрекал их в отсталости. Один из центральных эпизодов произведения — кровавая расправа Смаил-аги Ченгича над своими жертвами — не превращается в описание диких нравов, это трагическая сцена из жизни современников поэта, это действительность югославянских народов. В сцене перед боем обращение старого священника к воинам — это тоже живой голос современника, проникнутый содержанием и интонацией речей сторонников иллиризма.

Поэма Мажуранича — новая ступень в развитии хорватской поэзии. Поэт творчески сочетал традиции далматинско-дубровницкой литературы и фольклора. Однако, обращаясь к национальному наследию, Мажуранич воспринимал его с позиций художника, которому были хорошо знакомы достижения современной ему европейской поэзии. Широта позиций была свойственна Мажураничу в вопросах литературного языка. Сторонник его штокавской основы, он в то же время находил животворный источник обогащения литературного языка и в других диалектах.

Жанр лиро-эпической поэмы не стал главенствующим в хорватской поэзии, хотя к нему и приобщался ряд современников Мажуранича, — среди наиболее известных произведений этого жанра поэма Д. Деметера «Гробническое поле» (1842). Никто из них, однако, не приблизился к уровню Мажуранича. В хорватской поэзии первой половины XIX в. преобладали малые лирические жанры.

Новую грань в лирике открывало творчество Петра Прерадовича (1818—1872). Офицер австрийской армии, дослужившийся до генеральского чина, Прерадович большую часть своей жизни провел в австрийских гарнизонах за пределами Хорватии. Всю жизнь его преследовала тоска по родине, обостренное ощущение ее подневольного положения. Он глубоко воспринял идеи национального возрождения. Под их воздействием он заново учился родному языку — и в своем творчестве (ранние стихи Прерадовича написаны на немецком языке, под впечатлением немецких романтиков), и в жизни (по собственным воспоминаниям поэта, приехав домой после военного училища, он с трудом объяснялся с матерью на родном языке). Характерное для сторонников иллиризма и для романтиков понимание языка как выражения духа народа прошло сквозь все творчество Прерадовича.

В конце 40-х — начале 50-х годов вышли две книги стихов поэта — «Первенцы» (1846) и «Новые стихи» (1851), выдержанные в привычной для иллирийской поэзии возвышенной национально-патриотической тональности, в духе идеи славянской взаимности («Путник», «Приветствие родине»). Но сила его поэзии заключалась в том, что мотивы и образы, уже знакомые хорватской поэзии, согревало в его стихах чувство лично пережитого. Это выражалось, в частности, в характерных именно для него мотивах возвращения в родной край, в теме вновь обретенной родины и родного языка, в противопоставлении образов-символов матери и мачехи и т. д. Личная нота — подчас остродраматическая, порожденная тревожным сознанием несовершенства жизни и бессилия возвышенных стремлений человека — сообщает его стихам напряженную лирическую интонацию.