История всемирной литературы Т.6

Драма состоит из множества коротких эпизодов, в которых выступают десятки действующих лиц, среди них много исторических персонажей (например, генералы союзных армий). Такая своеобразная «шекспиризация» позволяет автору свободно оперировать огромными пространствами и бегло представить множество лиц. Но при этом утрачивается единство действия, внимание зрителя (если вообще мыслимо осуществить постановку такого спектакля) рассеивается, не сосредоточено на центральной идее. Как и на многих других пьесах Граббе, на этой хронике ощутимо лежит отпечаток исторического релятивизма.

Необычность структуры драмы Граббе, заостренность характеристик, напряженность стиля позднее привлекли к ней внимание экспрессионистов.

К первой публикации своих драм (1827) Граббе приложил статью «О шекспиромании», в которой выступил против романтического культа Шекспира. В полемическом задоре он выискивает несообразности и противоречия в трагедиях Шекспира, резко характеризует многих его прославленных героев, противопоставляя Шекспиру Шиллера. «Другие поэты создавали нечто великое, но только Шиллер мог одарить землю такой молнией с небес», — пишет Граббе по поводу «Валленштейна». Призывая «стоять на собственных ногах», Граббе формулирует задачи создания национальной драмы с немецкими национальными характерами.

Особое место в литературном процессе первых десятилетий XIX в. занимал Иоганн Вольфганг Гёте (1749—1832). Ему шел 52-й год, когда начался XIX век. Позади лежал уже большой творческий путь, отмеченный многими взлетами и в годы «Бури и натиска», и в период, открывшийся путешествием в Италию. К началу нового века была завершена первая часть «Фауста».

Не только тесная дружба, но и общая платформа в эстетической борьбе, программа веймарского классицизма связывала Гёте с Шиллером, хотя каждый из них шел своим путем в осуществлении этой программы. Переписка Гёте и Шиллера на рубеже двух веков — выдающийся памятник эстетической мысли (Гёте опубликовал ее в 1828 г.). Оба они опирались на опыт античного искусства, подчеркивали значение обобщенных образов, воплощающих большие масштабные идеи. Именно Шиллер стимулировал завершение фрагмента первой части «Фауста». А со своей стороны, Гёте, как приверженец более «предметного» мировосприятия и объективированного творчества, привлекал внимание Шиллера к реальным закономерностям жизни, не раз настаивал на более точной и убедительной мотивировке изображаемых Шиллером событий и явлений.

В 1805 г. Гёте опубликовал большую программную работу «Винкельман и его век», в которой не только стремился восстановить в памяти современников облик этого выдающегося мыслителя, знатока и пропагандиста античного искусства, но и прославить его эстетические принципы, которые в свое время составили основу веймарского классицизма. В пору бурного расцвета романтического искусства в Германии Гёте вновь провозглашал античное искусство как норму и образец.

Приверженность этим позициям мешала Гёте объективно оценить романтизм как новый этап в развитии литературы. Он не сумел принять ни поэтического новаторства Гельдерлина, ни выдающегося вклада Клейста, Гофмана и других мастеров романтической прозы в немецкую литературу. И всё же Гёте не был замкнут в рамках своей концепции. Он благожелательно отозвался о «Волшебном роге мальчика» Арнима и Брентано, высоко оценил творчество Байрона. Но главное, как художник он вобрал в себя многие завоевания романтической эпохи. Об этом свидетельствует структура его поздних романов, в частности «Годов странствий Вильгельма Мейстера». Ярче же всего влияние романтизма сказалось на поэтических циклах, объединенных в «Западно-восточном диване» (1819). Это — одна из вершин лирики Гёте.

Непосредственным толчком к созданию «Дивана» послужило знакомство Гёте с переводами из Хафиза (XIV в.), опубликованными в 1812—1813 гг. немецким ориенталистом Иозефом Гаммером-Пургшталем. Однако само обращение поэта к Востоку было подготовлено всей деятельностью романтической школы, утверждавшей принципиально новую эстетическую позицию, согласно которой равноправными по своему художественному значению представали «многорукие идолы» Индии и Венера Медицейская, как об этом писал Вакенродер.

Для Гёте, еще недавно прославлявшего классический принцип Винкельмана и с этих позиций порицавшего произведения романтиков как бесформенные, бесхарактерные и т. п., путь к поэзии Востока был непрост. Персидская поэзия, к которой он обратился, была весьма далека от идеала «благородной простоты и спокойного величия», сформулированного Винкельманом. Однако в 1814—1815 гг. Гёте восхищается многозначностью и неуловимостью содержания лирики Хафиза, и программа, излагаемая им в стихотворении «Без границ», больше напоминает романтиков, чем самого Гёте периода итальянского путешествия: «Вращеньем песнь на звездный свод похожа; конец, начало — все одно и то же» (перевод С. Шервинского).