История всемирной литературы Т.6

Другой источник и фактор национального самоутверждения — художественное освоение истории. Исторические сюжеты и для поэзии, а позже и для прозы (это относится к середине века и второй его половине) играли первостепенную роль. Война за независимость пробудила интерес к истокам латиноамериканских наций, их историческим традициям и, конечно, прежде всего к моменту конкисты — испанского завоевания. Как и в создании образа природы, так и в раскрытии исторических тем писатели Латинской Америки находили опору в романтической эстетике. Исключительное богатство историко-культурного наследия Мексики — страны, выросшей на обломках самой развитой индейской цивилизации, объясняет обилие произведений, посвященных доколониальному и колониальному ее периоду. Историческая тема вошла в прозу даже раньше, чем в поэзию. Через год после окончания Войны за независимость — в 1827 г. в г. Филадельфии был опубликован анонимный роман «Хикотенкатл», посвященный одному из драматических событий в истории покорения ацтекской империи. В 30-е годы вышла первая историко-романтическая поэма «Пророчество Гуатемока» Игнасио Родригеса Гальвана. Она посвящена герою антииспанского сопротивления — юному императору ацтеков, замученному Кортесом. Фигура Гуатемока была весьма популярной и в других странах Латинской Америки. Героические черты его характера привлекли колумбийского поэта Фернандеса Мадрида, написавшего одноименную трагедию в 1826 г.; Гертрудис Гомес де Авельянеда, выдающаяся представительница романтической поэзии Кубы, посвятила ему свою поэму «Гуатемоцин» (1846).

Став господствующим художественным направлением в литературе Латинской Америки второй-третьей четверти XIX в., романтизм не был, однако, абсолютно всеохватывающим. В поэзии Мексики романтизм долгое время сосуществовал с классицизмом, традиция которого, получившая развитие в XVIII в., была весьма устойчивой. Убежденным приверженцем классицизма был выдающийся проповедник передовых социальных идей Игнасио Рамирес, прозванный за свой якобинский атеизм «чернокнижником». В Чили, единственной стране, которая добилась относительной стабильности общественной жизни и где сравнительно рано начал складываться капитализм, проза была решительно устремлена к нравоописанию, лишенному романтического пафоса.

В наиболее развернутом виде романтизм предстал в литературе двух стран, находившихся на двух полюсах Латинской Америки, — Кубы и Аргентины. В каждой из них сложилась своя особая историко-социальная ситуация, определившая национальное своеобразие романтизма в этих странах.

Куба — единственная колония Испании в Новом Свете, которая в эпоху освободительного движения не добилась независимости. В значительной степени это было связано с существованием здесь системы рабовладения, на которой зиждилась основная отрасль кубинской экономики — сахарное плантационное хозяйство. Верхушка кубинского общества — плантаторы, более всего страшившиеся восстания негров, предпочли компромисс с колониальной властью. Выключенная из общеамериканского освободительного движения, Куба оказалась в тисках продолжающегося двойного ига — ига метрополии и ига рабовладельчества. Передовых деятелей кубинского общества — Феликса Варелу, Лус-и-Кабальеро, Антонио Сако — преследовали за то, что они подвергали критическому анализу плачевное состояние Кубы. Академия литературы, которую попытались создать кубинские писатели, сразу же перестала существовать из-за сопротивления колониальных властей. Центром литературно-интеллектуальной жизни стал домашний кружок в доме Доминго Дельмонте-и-Апонте (1804—1853). Талантливый просветитель, литературный критик, автор нескольких поэм, Дельмонте был наставником и покровителем многих молодых писателей. Ему, в частности, обязан своим выкупом на волю первый поэт-негр Хуан Франсиско Мансано.

Дельмонте в своих программных заявлениях не был сторонником романтической свободы поэзии («искусство нуждается в дисциплине») и даже осуждал за «безнравственность» лирическую несдержанность Байрона и Гюго. Но его лозунги — «борьба за освобождение родины» и «кубинизация литературы» — совпадали с главным постулатом латиноамериканского романтизма. И именно в этом аспекте и следует прежде всего оценивать продукцию так называемого «золотого века» кубинской романтической поэзии 1830—1840 годов, представленного именами самого Дельмонте, Х. М. Эредиа, Габриэля Консепсьона Вальдеса, Хосе Хасинто Миланеса, Гертрудис Гомес де Авельянеда.

Судьба «острова в цепях» отозвалась в биографии его поэтов: Эредиа был вынужден бежать от преследования властей и жить в эмиграции; Пласидо был казнен по подозрению в участии в заговоре; Дельмонте удалось бежать.

Господствующим мотивом кубинской поэзии стал поэтому призыв к свободе родины:

Потрясен я был глубоко,

Гневом сердце закипело,

Бич хлестал раба жестоко

По его нагому телу.

(Перевод М. Зенкевича)