История всемирной литературы в девяти томах: том шестой

В следующем за «Николасом Никльби» романе «Лавка древностей» не менее очевидно сочетание романтического и реалистического начал. «Лавка древностей» — история Нелл, «крохотной, хрупкой девочки бесконечно милого нрава», ее бегства от сущего исчадия ада карлика Квилпа, преследующего без каких — либо видимых причин ее и ее деда (выжившего из ума и заядлого картежника), и, наконец, ее смерти.

Все произведение построено на контрастах и потому существует как бы в двух плоскостях. С одной стороны, это сказка со всеми присущими ей признаками. Здесь много «готики» (вся линия карлика Квилпа, способного на самые невероятные поступки вплоть до глотания огня) и фольклорной стихии (Нелл легко соотносится с образом Золушки). С другой — в романе чувствуется рука быто— и нравоописателя «земных» персонажей (Кит, Маркиза), в романе реалистически верно, с оглядкой на происходившие в стране волнения, даны картины Черного края, по которому странствуют, спасаясь от Квилпа, Нелл и ее дед.

Некоторые сцены «Лавки древностей» предвосхищают позднего Диккенса, внимательно вглядывающегося в «тайники» психики. У человека (как это видно из рассказа о дедушке Нелл) две сущности — дневная и ночная. Днем он добрый, несколько бестолковый старик, преданно заботящийся о внучке, ночью — картежник и вор.

«Лавка древностей» подводит нас вплотную к осмыслению особенностей христианства Диккенса. Писатель понимал христианство довольно широко — как часть гуманистической программы исправления людей через воспитание добрых чувств. Поэтому смерть Нелл, символа добра, воспринимается в идейном плане как начало нового духовного этапа: прикоснувшись к страданию и пройдя испытание добром, по мысли Диккенса, становишься лучше.

Хотя «Барнеби Радж» создавался в 1840–1841 гг., его замысел относится к 1836 г.; уже тогда Диккенс, вдохновленный шумным успехом «Пиквикского клуба», увлекся дерзкой мечтой — помериться силами с самим Вальтером Скоттом и создать историческое произведение. В «Барнеби Радже» Диккенс впервые отошел от современности: действие относится к 1775–1780 гг., к периоду антикатолического бунта. Все классы — от правящих до самых низов представлены в романе. Подобное расширение социального диапазона, в свою очередь, указывает на переходный характер произведения.

Конечно, о серьезном соперничестве с Вальтером Скоттом в «Барнеби Радже» не может быть и речи. Даже в романах, написанных на современные темы, Диккенс обнаруживал полное безразличие к хронологии и историческим фактам. Но дело, безусловно, не в том: писатель совершенно сознательно не собирался сковывать свою фантазию требованиями исторического правдоподобия и документальной точности.

Есть в романе несомненные удачи: такова сцена штурма мятежниками Ньюгетской тюрьмы; в ней нашли, несомненно, отражение современные писателю выступления чартистов. Однако показательно, что под предводительством лорда Гордона в романе собрано настоящее отребье, начиная от жестокого и коварного сэра Джона Честера и кончая палачом Денни. Все эти люди в своих поступках либо движимы корыстными побуждениями, либо откровенным пристрастием к грабежам и разбою. Сам лорд Джордж выше всего на свете ценит успех у толпы, ради которого и затевает бунт.

Идеал романа воплощен в программном образе полубезумного юноши Барнеби Раджа, у которого есть предшественник — Пиквик, хотя «литературные корни» этих героев разные. Пиквик «восходит» к чудакам Смоллетта; Барнеби Радж легко обнаруживает свое родство с «мальчиком — идиотом» Вордсворта. На фоне людей, движимых эгоистическими, корыстолюбивыми стремлениями, на фоне тщеславия авантюристов, лукавства и жестокости грабителей и воров Барнеби Радж выделяется своим полнейшим равнодушием к благам мира. Безумие Барнеби, как и чудачества Пиквика или наивность и беззащитность Нелл, — способ ухода героя от чуждого ему мира. Вместе с Пиквиком Барнеби утверждает дорогую Диккенсу мысль об избранности человека не от мира сего, «святости идиота». Очень важно и то, что безумный Барнеби был также и веселым Барнеби. Уже в этом романе вновь совершенно отчетливо звучит тема «Пиквика» — не только материальное благополучие определяет счастье человека, а категории радости и веселья все определеннее становятся компонентами этической утопии Диккенса.